– И сорок шариков для украшения зала, пожалуйста…
Вот одна фраза, способная моментально испортить самое моё лучезарное настроение.
ШШШШ-щёлк, ШШШШ-щёлк. Надуть – завязать, надуть – завязать… Повторить сорок пять раз. Пять из них – запасные, на всякий непредвиденный случай. Готово. Ленточки блестящими спиральками свисают сверху и мерзко колышутся. Шарики столпились под потолком, как заговорщики, готовящие диверсию.
– Ну, вы долго там? Десять минут уже жду, – недовольно бухтит в трубку таксист.
Я пытаюсь преодолеть двери офиса. В одной руке – тяжеленные баулы с реквизитом, в другой – связка надутых шаров. Резиновое разноцветное облако густо клубится вокруг меня. Я выхожу к подъезду наэлектризованная во всех смыслах, с ненавистью ко всему сущему.
Меня ждёт черная «Волга». Это недоразумение ретро-парка парадно блестит на тридцатиградусной жаре. Двери распахнуты, кондиционера, само собой, нет. Пока таксист не опомнился, утрамбовываю в салон сорок пять шаров. Они плотно занимают всё свободное пространство сзади и при езде нежно поглаживают лысину водителя, который трехэтажно выругал меня взглядом ещё до поездки.
Мы сносно проезжаем часть пути и останавливаемся в пробке. На мосту, в самый солнцепёк. Чёрная машина. Десять минут. Температура за бортом поднимается. Воздух в шарах расширяется. Физика вот-вот начнёт наказывать меня за непредусмотрительность. Но пока я в напряжённом неведении. Поток машин медленно трогается. Водитель плавно давит на газ. Внезапно над ухом разрывается первый шар.
Таксист испуганно бьёт по тормозам. Я стараюсь не смотреть в его сторону, но даже боковым зрением видно, какие именно нехорошие слова прошевеливают его губы. Медленно одолеваем ещё двести метров, сердечный ритм постепенно входит в норму.
БАХ!!!!! Мы снова синхронно вздрагиваем. На этот раз слова водителя наполняются звуком и градус нехорошести изрядно повышается. Дядька не успевает закончить мысль, как лопаются два шара сразу…
– Высажу! – орёт таксист, – Тебя, с твоими грёбанными шарами! И адрес вашей сумасшедшей конторы в чёрный список занесу. И всем расскажу, чтобы никто к вам не ездил!
А я думаю про то, что в этой резиновой толкучке остался только один шар, который может безнаказанно лопнуть. Там, куда я еду, сорок детей ждут шарики. И один лишний «бах» лишит кого-то простой радости.
Пробка сжалилась, мы движемся. Ветерок на ходу забирается в салон, обдувает пространство, шары сбавляют воинственный пыл и ведут себя смирно. Кое-как добираемся до места.
Я извлекаю их из машины, подхватываю две тяжелые сумки с реквизитом и, с предвкушением избавления от всего этого, приближаюсь к кафе.
Аниматоры ещё не приехали. Надо успеть подготовить площадку. Ко мне бросается молодой человек с бейджем администратора, он придерживает дверь:
– Ой, девушка, это вы на праздник! Я провожу! Зал на третьем этаже. Не переживайте, сейчас помогу вам!
Он выхватывает у меня из рук связку шаров и резво мчится вверх по лестнице.
– Большое спасибо за помощь, – бормочу я, втаскивая следом увесистые баулы, – большое спасибо…
Это моя работа – детские праздники. На мне весь цикл – принять заявку, обсудить с клиентом нюансы, выбрать персонажей и украшения для зала. Найти артистов-аниматоров, заменить лично любого из них на любой программе в случае форс-мажора, собрать костюмы и реквизит. Обеспечить доставку. Подготовить площадку, помогать аниматорам по ходу мероприятия, рассчитаться с клиентом, вернуть всё на свои места, содержать костюмы в порядке…
«На работу, как на праздник» – только сейчас мне начал открываться истинный смысл этой фразы.
– Мам, у вас тут была лошадка?
– Какая лошадка, дочь?
– Ну, пахнет же лошадкой…
На складе с реквизитом и впрямь пахнет лошадкой. Не спасают никакие души, дезодоранты и футболка под костюм. Синтетика не мнётся, долго не изнашивается, но и не пропускает воздух. Поэтому наши красивые костюмы надо частенько стирать. Это тоже моя обязанность, и вот сейчас я полощу руки крокодила. Того, который Гена.
Руки Гены неприятно зелёные, из искусственного меха, и, если уж говорить как есть, это просто перчатки. Из такого же материала сшита его голова. У головы раззявленная пасть с расслабленной нижней челюстью – любой вокалист позавидует. На макушке покоится плюшевая коричневая шляпка с чёрной лентой.
Гена – это ростовая кукла. Голова куклы натянута на каркас и находится над головой актёра, чья макушка заканчивается в районе Гениных плеч. Плечи затянуты в малиновый пиджак, в вырезе которого виден треугольник – белая рубашка с бабочкой. По всем законам геометрии в зону рубашечного треугольника вписан тюлевый овал. Это окошечко, из которого актёру изнутри видно происходящее. Тюль – это когда издалека тебя не видно, а ты видишь всех. Вблизи видимость становится обоюдной. Но обитателю Гены не грозит это самое «вблизи». Он всегда изрядно возвышается над своей целевой аудиторией. Дети пробегают в районе Гениного умозрительного пупка. А это на полметра ниже тюлевой амбразуры.
Праздник кончился, счастливый именинник Гриша любовно припал щекой к пушистой Гениной длани и застенчиво топчет его чёрные поролоновые тапки в приступе фанатской нежности.
– А теперь – фото на память! – с облегчением выкрикивает мой внутренний тамада и, с привычной бесцеремонностью, компонует людей в кадре.
Именинник мал ростом и не вписывается в торжественное фото, стоя на полу.
– А пусть Гена возьмёт тебя на ручки, – воркует мама.
Мальчик с восторгом вспархивает к Гене на локоток и замирает перед съемкой. У фотографа случается какая-то техническая заминка, он чертыхается, трясёт камеру. Все терпеливо ждут. Гриша развлекает себя разглядыванием Гениной бабочки.
Внезапно его взгляд падает на тюлевый овал. Пытливый мальчишеский ум пытается понять – что это за издержки костюма и вглядывается вглубь крокодила. Оттуда навстречу поблёскивают глаза Миши, который томится в Генином чреве уже четверть часа. Миша одурел от жары и Гришиной тяжести. Поэтому совершил две промашки – во-первых, не сразу понял, что на него смотрят, а когда понял – не догадался прикрыть глаза. Взгляды пересеклись.
Фотограф запечатлел искажённое ужасом лицо именинника. И Миша почувствовал, как потекло – сначала дополнительная доза пота по спине, а затем потекло из Гриши. Прямо в меховую ладонь. Мальчик медленно сполз с крокодильего локтя и бочком отошел к родителям.
– Мамочка! У Гены внутри человек, – срывающимся голосом шёпчет Гриша, – он его съел. И нас всех сожрёт…
