( редакция от 16.10. 2020 г.)
Эх, лет бы на пятьдесят пораньше превентивно перестать бы чавкать булками! О! Лет бы на сто пораньше в сущность материнской любви на место вопроса "тебе дать печеньку ?" включить бы вопрос "тебе дать образование ?". . . . .
Так могло бы начинаться преднаучное фантазирование о жизни реального индивида. А я затеял написать для вас Причитания о гастрономической смеси, ибо, пока, человек, скорее, противен в собственной диетологической стезе – колее, нежели превентивен в ней. Поэтому и начну их иначе .
Однажды замыслили и сговорились сахар, соль и жиры собственной смертоносной смесью сжить со свету своего недальновидного составителя , т.е. человека. Соблазнительности в тихушном её варианте, на первых порах, им недоставало для сживания с бела света человека освящённой и вкусненькой его сытостью, её тихушным внутренним брожением в нём. Подтянулись грибки – дрожжи. Брожение – оно и есть брожение: что ещё можно невзрывного от него ожидать. Неотразимым общественным консенсусом в качестве дополнения к системному подходу соблазнили они налитое природное Зерно лечь под мельничные жернова с внутренней идеей про его служение, про социальную гуманитарную помощь беззубости. Легло. Случилась мука. Условились, для отвода глаз, предвкушаемую грядущую вакханалию всемирной смачной стряпни населения поименовать таинством духа. Чтобы и дух бессмысленно не простаивал, не "жался к почкам", и человеку было чем помаяться в нематериалистическом варианте маеты.
Засыпались они многозначительно под видом пищевых ингредиентов в формы на засыпку человеку, погрузились все скопом в печь в чём человек их изобрёл – замесил, а выкатились на него из печи караваем – румяной, золотистой, поджаристой, аппетитно хрустящей, ароматной, слюнкогонной душистой человеческой зрелищно – наглядной уже ментальной Иллюзией – мешаниной, неотразимымым пазлом – мешаниной иллюзорных представлений в голове человека – хлебопёка о ненаглядной материализации подобной же румяной золотистости и его личной, не лоскутной, а круглобокой судьбинушки на Земле через рукотворную стряпню. Румянец щёк даже в исполнении рукотворных румян уже соблазнительно зрим, когда о хотя бы мерцающем блеске Судьбы ещё и не помышляется. Лейб – мотив той Иллюзии – песнь о том, что, заглотив быстрый сахар, не верь, что это долгая апатия в твоей душе, что это и прелюдия к мучительной депрессивности. И не в небо пальцем, надо признать, попали мука, сахар, соль и жиры. Кто же кому поверит: что для брюшка крендель – то судьбинушке шлепок, а то и пендель? Кто же заподозрит, что оно, мучное, самое что ни наесть СМИ: Средство Массовой Ипохондрии? Кто же предвидит: заглатываешь пухлое мучнистое, а на выходе пышешь воспалённостью безнадёги нужды, вместо восхищающей заразительностью улыбчивости. Не каждому проживающему на Земле доступны в добровольном порядке Огонь, Вода и Медные трубы – лишь избранным. А огонёк, водичка и заквашенная мешанина мучная не морочат никого правом на выбор, оказываются обольстительно безотказно доступными всем по вкусу поголовно и прижизненно. Ну и что, что тлеет – преет – бродит внутри. Это брожение, но это персональное и неотчуждаемое от индивида суверенное брожение. Это всё – таки кусманчик внутреннего как бы противоречия в кусочке организма, а не внешний же конфликт уже с целостной жизнью. Млеет пока ещё человек и подумывает-планирует успеть и поблеять в честь всего персонально суверенного, что ни попади. На шею себе ещё не известно что заполучить или самому навешать можно, а мучное на бока и на щёки навешивается безвозмездно – даренно за безгласное доверие и хвалебность покорности ему. На дарящих персональную буханку коллективную бочку не катят и критикой их в краску не загоняют.
И эта шайка четырёх субстанций состряпала и втюхала в человека такое здоровье тела и мышления, о которое в пух и в прах разбиваются надрывные потуги даже всемирной литературной прозы и поэзии десятками тысяч слов перегрузить душу человека из квашни в утешительные смыслы и его собственные, и ближайшего, хотя бы одного – единственного, человека рядом. Шаечную клятву преподнесла смесь собою и эмаль на зубах, и даже и саму зубастость зубов человеку заменить на толерантное непугающее шамканье. Человек в те времена ещё не чувствовал себя homo sapiens ( языками не владел – всё ещё консервативно добывал, дыбил, добивал их ), слов таких про себя не знавал – был поглощён звучанием хрустов и гастрономических, и общественно – политических разновидностей и происхождения. Одно существительное особенно высоко и изящно человек ценил и обожал – существительное "добро". На нём – то его мучное дополнительно и подлавливало: вместо приставки "по" подсунуло человеку приставку "раз" к этому существительному. Чуяло: человеку проще на мучном величаво "раз"добреть под лояльность к нему близлежащего дивана, нежели неброско и немучительно "по"добреть к стойко неевшему ближнему .
И вот человек – всё ещё – да пока ещё – беднейший, кинулся заполнять свой ум хвалебными, литературными уже, кстати, одами мучному за набитое, но набитое непромышленными же, газами, чрево своё. Целыми столетиями, бывало, так восхищённо нажирался хлебобулочно – глаз не поднять соколиным взором на небо в глазах человека напротив . А количество тут как ту: бесцеремонно и без обиняков затребовало перехода в качество. И уступил покушавший человек диалектике, и умиротворительно перевёл количество газов от мучного брожения в качество цельновидового душевного покоя: безхлебного чистилища не будет! Не подметил человек, как мучное красочно для глаз его, да незаметно для судьбы его, скрытно для него самого глазурями пёстрыми приступило обесценивать и само существование неба в глазах напротив, и само чувство "впереди целая жизнь" упростило и подмяло под ощущения "впереди вечные маета и прозябание". Всё более и более вязкими и клейкими, как клейковина, приступили становиться люди друг с другом.
