Кирилл Осповат - Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века
Название: Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века
Автор:
Жанры: Культурология | История России | Литературоведение
Серия: Интеллектуальная история
ISBN: Нет данных
Год: 2020
О чем книга "Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века"

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа—расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества. Как авторитетные представления о поэзии, принятые в Европе, повлияли на сочинения русских авторов елизаветинского времени—Кантемира, Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского и других? Какие коммуникативные схемы стояли за их сочинениями и какое место в модели социума было отведено литературному акту? В каких формах словесность предъявляла и обосновывала свои претензии на общественное признание? В чем лирический модус был смежен с конструкциями монархической власти и политической субъектности подданного? Кирилл Осповат—филолог, доцент Университета Висконсина в Мэдисоне.

Бесплатно читать онлайн Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века


Введение

Предлагаемая книга представляет собой очерк русской литературы середины XVIII в., когда стараниями Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова в России складывался «институт литературы» (П. Бюргер).

Двадцать лет царствования Елизаветы Петровны (1741–1761) стали эпохой первого расцвета светской русской словесности при последовательном покровительстве двора. Якоб Штелин писал в позднейшем мемуарном наброске: «В благополучное царствование Ея И. величества Елисаветы Петровны так возвышалась поэзия и прочия изящныя искусства и науки, что оне приняли совсем другой вид» (Куник 1865, 388). Статья С. Г. Домашнева «О стихотворстве» (1762), вышедшая через несколько месяцев после смерти императрицы, содержала сходные оценки:

В щастливое для наук владение бессмертной славы достойныя императрицы Елисаветы Первой стихотворство пришло в цветущее состояние в России. То, что видели Афины в самое благополучное время своей вольности; что видел Рим при Августе; что видела Италия при Льве Х; что видела Франция при Людовике XIV, увидела Россия во времена великия Елисаветы (Ефремов 1867, 191).

Формулировки Штелина и Домашнева указывали не только на жанровое и стилистическое обновление литературного репертуара, но и на стремительно усиливавшееся придворное покровительство словесности: если в 1740 г. кабинет-министр А. П. Волынский избивал Тредиаковского во дворце, то в 1765 г. бывший канцлер гр. М. Л. Воронцов, один из первых вельмож империи, воздвиг в Александро-Невской лавре каменное надгробие «Михаилу Ломоносову <…> бывшему статскому советнику <…> разумом и науками превосходному, знатным украшением отечеству служившему, красноречия, стихотворства и истории российской учителю» (Новиков 1951, 321).

Литература как институт возникала, таким образом, в тесной связи с практиками придворного патронажа и идеей отечества, понимавшейся в сравнительных политических категориях: если верить Домашневу, после Афинской республики поэзия сопровождала главным образом расцвет влиятельнейших европейских монархий, от Рима эпохи Августа до Франции Людовика XIV. Этой политической локализации поэтического искусства соответствует у Домашнева и осмысление его целей:

От богов стихотворство дошло до полубогов, до героев, до основателей городов, до защитников отечества и простерлось на конец до всех, кои почитались творцами общаго благополучия. Язычество, обожая все, что могло только иметь свойство власти, довольно могущей принесть пользу, которая бы несколько превосходила обыкновенную человеческую силу и имела в себе нечто чрезвычайное, почло за справедливое дать в похвале богов участие тем, которые разделяли с ними славу оказывать человеческому роду самое величайшее благо, кое он знал, и самое совершеннейшее благополучие, которое он чувствовал. <…> Главнейшее старание стихотворства было всегда исправление нравов (Ефремов 1867, 174–175).

Природную роль поэзии Домашнев видит в обожествлении и прославлении пользы, которую приносят человечеству носители необыкновенной власти: «основатели городов», «защитники отечества» и прочие «творцы общаго благополучия». Из начал политического порядка, переплетенных с «похвалой богов», проистекает и авторитет истинной поэзии, и приносимая ею польза, состоящая в «исправлении нравов»: с древнейших времен все поэтические формы «стремились к одному концу: сделать людей лучшими» (Там же, 175).

Этой преамбулой предваряются у Домашнева характеристики важнейших национальных литератур и их главных авторов, среди которых занимают свое место и поэты елизаветинского царствования:

Г. Ломоносов был первой, которой на стройной и великолепной лире возгремел дела Великаго Петра и его безпримерной дщери. <…> Г. Сумороков, великой стихотворец, славный Трагик <…> Г. Третиаковский первой изъяснил правила о стихотворстве <…> Князь Антиох Кантемир <…> известен своими сатирами, которыя переведены на многие чужестранныя языки (Там же, 191–192).

Как же связаны сочинения этих литераторов с авторитетными теоретическими представлениями о поэзии, заимствованными Домашневым, – как показал Х. Шлитер (Schlieter 1966), – у Вольтера и переведенного Тредиаковским Ш. Роллена? Об этом пойдет речь в нижеследующих главах, посвященных рассмотрению конкретных сочинений середины XVIII в. и стоящих за ними жанровых форм – коммуникативных моделей, определявших место литературного акта в символической модели социума. В двух главах первой части рассмотрена семантика нормативных поэтик (в первую очередь «Сочинений и переводов» Тредиаковского и «Двух эпистол» Сумарокова), очерчивавших претензии литературы на общественное признание в категориях придворного вкуса и абсолютистской государственности. В трех главах второй части на материале торжественной оды и поэтических переложений Библии исследуется смежность лирического модуса с конструкциями монархической власти и политической субъектности подданного. В единственной главе третьей части поэтические и металитературные сочинения конца 1750‐х – начала 1760‐х гг. истолкованы на фоне символических и социальных стратегий придворного патронажа и общеевропейских теоретических представлений о месте литературы при дворе и в государстве.

* * *

Связи литературы XVIII в. и государственности хорошо изучены в исследованиях последних лет: достаточно вспомнить исследования А. Л. Зорина (2001; 2016) и В. Ю. Проскуриной (2006; 2017), восстанавливающие придворные и политические контексты екатерининской словесности. Исторические работы такого рода подводят к теоретическому вопросу о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества. Перспективные подходы к этому вопросу, глубоко укорененному (как свидетельствуют формулировки Домашнева) в общеевропейской практике и рефлексии начала Нового времени, были намечены уже в старом литературоведении. Так, Л. В. Пумпянский, один из проницательнейших исследователей русской литературы XVIII в., писал в 1935 г.:

Классицизм – литературный стиль эпохи абсолютизма. <…> Относительное единообразие общественного строя европейских стран в эпоху абсолютизма привело к созданию своего рода единой европейской литературы на нескольких языках. <…> Сент-Аман и Херасков, Буало и Кантемир, Малерб и Ломоносов стремятся к той же художественной цели. Однако это тождество цели остается гипотетической величиной, – в меру структурных особенностей каждой страны, – и становится, в последнем счете, лишь директивой единообразия, директивой, всегда наличной в художественном сознании поэтов и никогда не осуществленной (и неосуществимой). <…> Кантемир «последует» Буало, Ломоносов Малербу, Третьяковский Буало (как автору Намюрской оды) Ротру Корнелю, Сумароков Расину, и все вместе античности (или, вернее, тому, чем им античность представляется). Конечно, и это литературное мировоззрение никогда не было осуществлено бесспорным образом; всегда были (даже во Франции XVII в.) противоположные тенденции <…> «Химически чистый» классицизм такая же нереальность, как «химически чистая» общественная формация (Пумпянский 1935, 130–131).


С этой книгой читают
Республиканская политическая традиция – один из главных сюжетов современной политической философии, истории политической мысли и интеллектуальной истории в целом. Начиная с античности термин «республика» постепенно обрастал таким количеством новых коннотаций и ассоциаций, что достичь исходного смысла этого понятия с каждой сменой эпох становилось все труднее. Сейчас его значение и вовсе оказывается размытым, поскольку большинство современных госу
Сборник работ выдающегося швейцарского филолога и историка идей Жана Старобинского (род. 1920) объединен темой меланхолии, рассматриваемой как факт европейской культуры. Автор прослеживает историю меланхолии от античности до ХХ века, рассматривая как традицию медицинского изучения и врачевания меланхолических расстройств, так и литературную практику, основанную на творческом переосмыслении меланхолического опыта. Среди писателей и поэтов, чьи про
«Любое желание – это желание быть», – говорил знаменитый франко-американский философ Рене Жирар. Именно наши желания определяют, кто мы есть, однако нам они не принадлежат: будучи миметическими (подражательными и зеркальными), они превращают нас в бесконечную серию чужих отражений. Желание – это эволюция длиною в жизнь: мы начинаем подражать еще детьми, соперничаем в школе и на работе, хотим все большего, страдаем, не получая желаемого, и раскаив
Книга французского исследователя посвящена взаимоотношениям человека и собаки. По мнению автора, собака – животное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изыскания в области дисциплин сугубо гуманитарных. Автор проблематизирует целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой разумеющимися: особенности эволюционного происхождения вида, стратегии одомашнивания и/или самостоятел
Научная дискуссия о русском реализме, скомпрометированная советским литературоведением, прервалась в постсоветскую эпоху. В результате модернизация научного языка и адаптация новых академических трендов не затронули историю русской литературы XIX века. Авторы сборника, составленного по следам трех международных конференций, пытаются ответить на вопросы: как можно изучать реализм сегодня? Чем русские жанровые модели отличались от западноевропейски
«Логос» – один из старейших независимых гуманитарных журналов, возникших в постсоветский период. Журнал продолжает западническую традицию, развивая ту интеллектуальную линию русской культуры, которая связывает его, в частности, с дореволюционным «Логосом» – международным ежегодником по философии культуры, издававшимся в начале XX века.За время своего существования «Логос» эволюционировал от журнала профессионально-философской ориентации, выполняв
Своеобразным символом его творчества стал «Angelus Novus» со знаменитого рисунка Пауля Клее. «Так можно представить себе ангела истории: его лицо обращено в прошлое, где он видит катастрофу, нагромождающую руины на руины, – пишет Беньямин. -Он хотел бы остановиться, оживить погибших, но из рая дует ураганный ветер, который неудержимо несёт ангела истории в будущее; этот ураган мы и называем прогрессом… Катастрофа есть прогресс, прогресс есть ката
Ираклий Андроников! После этого имени хочется поставить восклицательный знак. Недаром вся страна узнавала этого ученого и в лицо, и по голосу. Он был и замечательным исследователем, и писателем, и актером. И обладал детективными способностями, раскрывая тайны русской литературы. А потом рассказывал об этом с таким вкусом и талантом, что невозможно оторваться от его книг. В этом издании мы собрали самые увлекательные литературные расследования Анд
Эта книга – собрание эссе, посвящённых странам европейского Средиземноморья и окрестностей с собственными рисунками и обложкой автора. Каждое эссе может быть прочитано почти вне связи с остальными, но их отбор и последовательность отражает идею о происхождении и развитии отдельных национальных культур под влиянием изначального центра нашей цивилизации – Италии и Рима, которые до сих пор постоянно находятся в фокусе культурных интересов Западного
В отличие от сборника «Помочь можно живым», в «Настоящик» вошли относительно новые рассказы – 2010—2017 гг. Некоторые из них даже не были опубликованы в журналах и сборниках – просто не успели еще. Жанр или определенную тематику указать трудно. Кто читал Бачило, тот основное направление ухватит. Герои стараются говорить человеческим языком и не косят противника батальонами, утвердив на физиономии ухмылку типа «Гы». Они – это мы в необычных, а ино
Остросюжетные короткие рассказы и миниатюры выхватывают из окружающей жизни трагические и смешные сцены, которые представляют пестрое разнообразие нашего бытия: счастье, несчастье, любовь, разочарование.
Российская империя, вторая половина 19 века. По Великому Сибирскому тракту к месту своего назначения едет новый губернатор Томской губернии, в тело которого неведомым образом из глубин небытия была запущена грешная душа губернатора Томской области начала 21 века.
Вторая половина 19 века. Далекая Сибирь. Попытки изменить Историю могут завести на плаху или привести к орденам. Губернатор далекой Сибирской земли - не та величина, чтоб с ней считаться. Стоило ли Поводырю лезть в столичные интриги?