Две порции пива наконец-то догнали меня. Это случилось на выходе из подземки. В голове началось верчение, и одновременно с этим накатила волна беспричинной радости.
Я шла вверх по скользким гранитным ступенькам, покрытым наледью, и на середине чуть не упала. Права нога поехала в сторону, и мне пришлось схватиться за Таню. Она что-то сказала, сейчас, не упомнить, и мы захохотали во все горло. Мимо шли люди и смотрели на нас косо, словно на чокнутых. Таня выпила больше меня на пол-литра, и ей идти было тяжелее. Обсуждая свою проблему с координацией, хохоча, мы еле доползли до верха.
Тут нам пришлось штурмовать тугие двери, открывающиеся в обе стороны, что оказалось нелегким делом. Мои ботинки так и разъезжались в стороны. Я напрягла ноги и навалилась на дверь всем телом. Мне стало еще смешней, когда Таня в свою очередь толкнула меня вперед.
– Так, все! Все, спокойно! – сказала она, когда мы оказались снаружи.
Ее округлое лицо разъехалось в нетрезвой улыбке. Я стояла, пошатываясь, и смеялась. От меня было много шума. Чтобы не привлекать внимание, я закрыла рот рукой в вязаной перчатке.
– Перестань, ну! – простонала Таня. – Все! Не то нас сейчас примут и в вытрезвяк…
– А ты была?
– Нет… Не бойся, женского вытрезвителя у нас в городе нет, – добавила она.
– Почему?
– Откуда я знаю?
Она выкатила глаза, и я снова засмеялась. От этого у меня скулы начало сводить судорогой.
Таня вытащила сигарету и стала закуривать, чиркая старой зажигалкой, работавшей на честном слове. Я наблюдала за ней, вдыхая прохладный воздух полной грудью и думая, что это поможет мне немного погасить эффект от выпитого. Так и закончился поход в пиццерию. Таня намеревалась расслабиться по полной программе и соблазнила на это меня. Но все-таки я влила в себя меньше на пол-литра – был повод для гордости.
Температура на улице опустилась до минус пяти – как минимум. Для середины ноября вполне нормально, можно сказать, хорошая погода. Мне было тепло, перед вылазкой в город, я надела джинсы с подкладкой, под них колготки с дырой на левой коленке, а сверху толстый свитер, на который натянула куртку с капюшоном. Так можно было ходить без шапки. Все последние дни была чуть не плюсовая погода, но обещали понижение, так что сегодня я приготовилась встретить холод во всеоружии. Прогноз не обманул. С непривычки пощипывало щеки и кончик носа.
Тане удалось зажечь свою сигарету, а мне было лень добираться до своей пачки. Я решила покурить на остановке, пока жду трамвай, и только эта мысль ушла, как рядом со мной появился бомж. Вырос точно из-под земли. В пальто неопределенного цвета, со спутанной бородой, источающий адское амбре. Его правая рука была занята сумкой, где лежали смятые алюминиевые банки и пивные бутылки, а левая – с длинными грязными пальцами – потянулась в мою сторону.
Я заметила бродягу боковым зрением и успела отскочить. Таня оказалась у меня за спиной, в лицо мне прилетел дым от ее сигареты. Когда я увидела этого бродягу, мое сердце ушло в пятки.
Его рука так и тянулась в мою сторону, напоминая телескопическую трубу, и становилась как будто все длиннее.
– Поможете, чем можно? – спросил он.
Я мгновенно ощутила свойственную подвыпившим женщинам смелость.
– Ну чего надо? А? – спросила я, повысив голос.
– Поможете?.. Сколько не жалко… – пробормотал бродяга сквозь искривленные, когда-то, возможно, порванные губы и выбитые зубы.
Я покосилась на его руку-клешню и ощутила приступ тошноты. Принесла же него нелегкая!
– Нет. Ничего нет, – сказала я, все еще храбро.
– Мелочь. Только мелочь.
Речь его была неразборчивой, да я и не пыталась понять ее. Бомжи у меня всегда вызывали чувство брезгливости и омерзения. Я ничего не могла с этим поделать.
Пока я смотрела на его руку, мне в голову пришла сцена из романа «Худеющий». Там главного героя встречает старый цыган и касается его пальцем, насылая страшное древнее проклятье. Я ощутила себя героиней книги – до того было глупо. Сцена, казалось бы, рядовая, тривиальная: сказал, что нет ничего, и уходи… Но меня охватил испуг. Я даже колени подогнула, совсем забыв про Таню у себя за спиной.
Танька, она решительная. Выступив из-за меня, она протянула бродяге руку, в которой были зажаты медные десятчики.
– Держи, – сказала она.
Я хотела крикнуть, чтобы она не прикасалась к его руке, но она этого и не сделала. Просто ловко ссыпала мелочь в его ладонь. Я ощутила облегчение, хотя и недолгое.
Бродяга стал засовывать деньги в карман и глядеть на меня так, словно я была прозрачная, стеклянная.
– Ты потеряешь глаза. Тебе будет больно. Ты будешь очень бояться…
Я не могу ошибаться, потому что с этих слов вся моя жизнь покатилась в тартарары. Он сказал именно это, слово в слово, и его речь была ясная, без шепелявости и сопения.
У меня промелькнула мысль, что это точно какая-то дурацкая, кем-то придуманная история. Что он там мелет? Интересно, что я ему сделала?.. Я сунула руку в карман, и мне попались ключи, холодный металл, прикоснувшийся к пальцам, придал мне уверенности и прояснил сознание. Алкоголь в крови уже не делал меня отважной и наглой, способной ответить хлестким словом на любой выпад. Снова я такая, какая есть. Я могу заплакать, если меня оскорбят, могу ненавидеть себя за нерешительность и восхищаться тем, как Таня умеет себя вести. А также завидовать ей.
Она взяла меня за локоть и сжала.
– Все, хватит.
Эти слова были обращены к бродяге. И тут он повторил то, что сказал в первый раз, с той же самой интонацией – с полной отрешенностью, но в то же время будто понимая, как нелепо это звучит:
– Ты потеряешь глаза. Тебе будет больно. Ты будешь очень бояться.
Я открыла рот, чтобы спросить, на полном серьезе, что он имеет в виду, но Таня уже тащила меня прочь от входа метро. Мы шли, скользя, по корке из черного льда и грязи. Таня следила за тем, чтобы я не упала. Ноги мои стали слабыми – до такой степени я перепугалась.
Через десять метров, у пешеходного перехода, я обернулась, но никакого бомжа возле спуска к станции не увидела. Кажется, это правда весьма неумная история из романа-триллера; но запах, сходивший от бродяги, и звук его голоса были настоящими…
Мы с Таней перешли на другую сторону, пропустив рейсовый «Икарус», и я попросила ее остановиться.
– Что?
Я освободила свою руку и отошла чуть в сторону от движущегося в сторону Северного автовокзала человеческого ручья. Я решила закурить, и стала рыться в поисках сигареты. Таня меня опередила и протянула свой «ЭлЭм». Я взяла, зажгла сигарету.
Сумерки сгущались, зажигалось все больше огней, и мороз с каждой минутой становился крепче. Я представила, чтобы как-то отвлечься и успокоиться, столбик термометра и отметку, ползущую все ниже. Куда там – успокоиться? У меня задрожали руки, и Таня это заметила.
