Владимиру Данилову, доктору, человеку и персонажу
Соблюдая установленные традиции, автор сообщает своим уважаемым читателям и вообще всему человечеству, что все события, о которых рассказывается в этой книге, являются продуктом его буйного неукротимого воображения, точно так же, как и имена действующих лиц, которые выдуманы от первой буквы до последней. Короче говоря, все совпадения случайны… Но мы-то с вами хорошо знаем, что ничего случайного в этом мире нет и быть не может. Относительно того, что герои иногда употребляют спиртные напитки или курят, можно сказать только одно – эти вредные привычки до добра не доводят, но при всем том являются частью нашего нынешнего бытия, а из песни, как известно, слова не выкинешь. Во всяком случае автор, будучи реалистом до мозга костей, себе этого позволить не может.
Притча – это короткий назидательный рассказ, заключающий в себе нравственное поучение.
Приемный покой – место встреч и расставаний.
Здесь вершатся судьбы и выставляются диагнозы.
Здесь сталкиваются друг с другом представители различных кругов общества.
Здесь жизнь бьет ключом и покой (в другом смысле слова) всем только снится.
Здесь истина торжествует над неведением, а жизнь пытается восторжествовать над смертью и нередко ей это удается.
Здесь нет плохих и хороших, добрых и злых, успешных и неуспешных, здесь есть только медики и пациенты (родственники пациентов не в счет, потому что о них не пишут в историях болезни).
Здесь все, как в жизни, и, в то же время, все по-другому.
Оставь надежду всяк сюда входящий, потому что вместо надежды ты получишь прогноз, непременно прилагающийся к каждому диагнозу…
Истории, вошедшие в эту книгу, начинались в разных местах и при различных обстоятельствах. Но все они стали частью той истории человечества, которая пишется в приемных покоях, и это их объединяет.
Предопределенное неизбежно, а неизбежное предопределено.
Что наша жизнь? Игра! Суета за пределами приемного покоя!
Эта книга не о Приемном Покое, а о тех путях, которые приводят сюда людей и, конечно же, о любви.
Притча первая
Система Станиславского
«Эта странная труппа актеров и актрис…
Ставит зачем-то пьесы одна другой хуже.
Смотреть на них досадно, и жалко их вчуже.
Взяли бы лучше в горничные этих актрис.
Ведь из клюквы никто не сделает барбарис,
И крокодилов никто не разведет в луже.
В этом городе дела актеров и актрис,
Хоть из кожи лез, пойдут все хуже и хуже»
Федор Кузьмич Сологуб, «Эта странная труппа актеров и актрис…»
Дима Каширин влюбился в Ларису Азарицкую с первого взгляда, на вступительном экзамене по актерскому мастерству. А как можно было не влюбиться? Она была вся такая воздушная, к поцелуям зовущая и словно бы светилась изнутри… Народ вел себя нервно – одни в сотый раз повторяли свою чтецкую программу и хорошо, если делали это тихо, другие кидались к каждому выходящему с вопросом: «Ну как?», третьи долдонили: «Я смогу… Я справлюсь… У меня все получится…», а какая-то субтильная девица ритмично билась о стену своей стриженой башкой. Лариса в этом цирке выглядела королевой – стояла и спокойно смотрела в окно, а когда пришла ее очередь так же спокойно вошла в зал, где проходил экзамен. Не крестилась перед дверью, не сплевывала через левое плечо, не поворачивалась вокруг себя трижды, а просто вошла. И вышла так же спокойно, на: «Ну как?» ответила: «Нормально» и ушла, мерно покачивая своими стройными бедрами. Походка у нее была не просто красивой, а какой-то чарующей. Диме захотелось махнуть рукой на экзамен и пойти следом за Принцессой (так он прозвал незнакомку). Вдруг получится как-нибудь элегантно завязать знакомство? Удержало только одно – если уйдешь, то пролетишь мимо и не будешь учиться вместе с такой замечательной девушкой. В том, что Принцесса поступит не было никаких сомнений, такие всегда поступают, даже если конкурс будет не сто к одному, а целая тысяча.
«Я должен поступить!» не сказал, а приказал себе Дима перед тем, как открыть дверь. Волнение как рукой сняло и сердце, до этого пытавшееся выскочить из груди, сразу же забилось ровно, размеренно – вот она, великая сила любви!
Если бы кто-то в тот момент сказал Диме, что… Нет! Не будем забегать вперед, успеется. Всему свое время.
«Демьянову уху» Дима прочел так, что если бы Крылов воскрес и послушал, то сразу бы умер снова, на сей раз не от двусторонней пневмонии, а от счастья. В конце монолога Леонидика из «Бедного Марата» дама, сидевшая на левом краю длинного стола, прослезилась и держала платочек у глаз все время, пока Дима пел «Счастье вдруг в тишине, постучалось в двери…». Программу нужно было готовить разноплановую, чтобы как можно полнее проявить свои способности и широту творческого диапазона. Дима еще и оригинальность мышления проявил – вместо русской плясовой отбил под «Счастье» джигу. Не прогадал – допустили на коллоквиум.
Лешка, гражданский муж старшей Диминой сестры Жени, рассказывал, что коллоквиум, то есть – профильное собеседование, гораздо сложнее экзамена на мастерство. Спросить могут о чем угодно и не всегда понятно, как нужно отвечать. Лешка поступал в Щуку трижды (один раз до армии и два – после), каждый раз успешно сдавал мастерство и срезался на коллоквиуме. После третьего облома задушил в себе актера и поступил в МГУ, на географический факультет – тоже неплохая специальность.
– Тараторить нельзя, – наставлял «гражданский зять». – Скажут, что отвечаешь бездумно, заученно. Мямлить тоже не стоит, дураком сочтут. Со всем, что скажут, соглашаться нельзя, нужно уметь обосновывать свое мнение, аргументировано и логично. Но перегибать палку тоже нельзя, слишком умных отсеивают, потому что с ними проблем много… И Ктулху тебя упаси сказать, что лучшим режиссером двадцатого века ты считаешь Вахтангова! Сразу на дверь укажут, грубый подхалимаж там не прокатывает… А самое главное – не лезь в первых рядах, потому что на первых оттаптываются по полной программе, подожди, пока мэтры устанут. Они пожилые, пьющие и потому быстро выдыхаются.
Вопреки совету, Дима пошел на коллоквиум вторым, потому что на то имелись свои соображения, не связанные напрямую с собеседованием. Умно порассуждал о достоинствах и недостатках Театра на Таганке, поделился недавними впечатлениями, почерпнутыми в любимом театре «Сфера», и аргументированно объяснил, почему горьковские «Дачники» лучше булгаковских «Дней Турбиных» (пьесы для сравнения не сам выбирал – предложили).
Как и выходило по рассказам Лешки, самый коварный вопрос был задан «под занавес».
– Скажите пожалуйста, а почему вы хотите стать актером? – с хитрованским прищуром поинтересовался профессор Любятинский, на курс к которому метил Дима. – Ведь есть же и другие профессии… Например – инженер. Почему вы не хотите быть инженером?