Солнечный летний денёк, двенадцать часов – самый разгар жары. Сижу на краю скамейки в скверике и, прячась от палящего солнца в тени берёзы, думаю о том, чтобы я сделал для жителей родного города, будь у меня много-премного денег. Бестолковое занятие, разумеется, но надо же чем-то себя занять, чтобы скоротать вынужденное ожидание.
Остальную часть скамейки занимают две старушки. Они что-то вяжут и, ловко работая спицами, оживлённо беседуют. Изредка отрываются от дела, чтобы построжиться на пробегающих мимо правнуков, и снова возвращаются к беседе и вязанию. Внимания на меня они не обращают. Я на них, в общем-то, тоже, и потому над нами витает атмосфера мирной идиллии.
Посреди скверика возвышается памятник Владимиру Ильичу Ленину, вождю мирового пролетариата. Перед ним разбита огромная прямоугольной формы клумба, на которой разноцветные цветочки изображают замысловатый узор. Вокруг них проложены асфальтовые дорожки и расставлены скамейки чугунного литья. И почти все они забиты мамами и папами, бабушками и дедушками, терпеливо ожидающими, когда же их шаловливая малышня, орущая и бегающая по округе, наконец-то наиграется, устанет и запросится домой. Мои шалопаи резвятся в недрах надувной крепости, установленной неподалёку.
Невольно подслушивая разговор соседок, которые довольно-таки громко – наверное, обе были тугоухими, – и не очень-то лестно отзывались о зятьях своих то ли дочек, то ли внучек, и, продолжая мечтать, изредка пробегаю глазами по сидящим на скамейках людям и неожиданно натыкаюсь на неё. Она сидит напротив меня через клумбу и, закинув нога на ногу, читает книгу.
Краем глаза я видел, как она пришла сюда с молодой парой и шустрой девчушкой лет шести-семи, мельком глянула вокруг и села на только что освободившуюся скамью напротив. Молодые расположились рядом, а ребёнок тут же побежал играть к своим сверстникам. В общем, ничего необычного. Поэтому на этом мой беглый интерес к ним ограничился. А чего углубляться? Очередная молодая семейка с бабушкой и дочкой пришла в скверик отдохнуть. Вот и всё.
Витая в несбыточных мечтах, я не заметил, как парочка с ребёнком ушла. А вот теперь, увидев, что она осталась одна, решаюсь от нечего делать присмотреться к ней поближе. Вдруг знакомая какая. А если повезёт и окажется, что очень даже хорошо знакомая, так ведь можно тогда провести время куда как интереснее: поболтать, посмеяться.
Зря я это затеял. Оказалось, что она не просто хорошо знакомая, а даже очень, очень хорошо знакомая.
Только глянул на неё внимательнее, как моментально что-то оборвалось внутри, сердце бешено заколотилось, а потом вдруг сбилось с ритма и заработало с перебоями. Пугаюсь не на шутку: не случилось бы чего. Быстро делаю несколько глубоких вдохов и массирую грудь. Затем успокаиваюсь и прислушиваюсь к себе. Сердцебиение вроде бы восстановилось. Слава богу, а то уже подумал, что мне хана.
Узнаю её сразу, едва приглядевшись. Казалось, время нисколько не изменило её. Обесцвеченные, наверное, для того, чтобы спрятать седину, волосы уложены в знакомую причёску, те же брови с красивым изгибом, выщипанные на концах, то же красивое с правильными чертами лицо. Даже фигура осталась та же – разве что раздалась немного. Так ведь зрелая женщина всё-таки. Очки в тонкой позолоченной оправе не давали возможности разглядеть её глаза. Хотя вряд ли я смог бы их рассмотреть с такого расстояния.
Это была она…
Она никак не среагировала на мои треволнения и манипуляции с грудной клеткой. Наверное, не заметила. Это хорошо… Облегчённо вздыхаю и быстренько отвожу взгляд. В голове сразу появляется рой вопросов: «Что делать? Как поступить в данной ситуации? Подойти к ней или сделать вид, что не узнал её?» Пока соображаю, ловлю себя на том, что время от времени украдкой поглядываю в её сторону.
А та по-прежнему продолжает читать, лёгким движением перекидывая страницы. Иногда вскидывает голову, обеспокоенно высматривая кого-то вокруг и, видно, увидев это «кого-то», успокаивается и снова возвращается к книге. Похоже, шустрая девчушка осталась с ней, и теперь она за ней приглядывала. Судя по тому, что её взгляд ни разу не остановился на мне, она просто не удостоила меня вниманием. А если и удостоила исподволь, так, чтобы я не заметил, то не узнала. А если узнала, то сделала вид, что нет. В любом случае, согласитесь, трудно не заметить человека, сидящего в семи метрах напротив тебя.
Давно забытая обида вспыхивает ярким пламенем и начинает жечь изнутри. С чего бы это? Ведь столько времени прошло, и всё давным-давно позабыто. Получается, что – нет, не забыто. Она меня не узнала! Да, скорее всего, сделала вид, что не узнала. Ну что ж, тогда я тоже не узнал тебя, дорогуша. Вот так и будем сидеть друг против друга и делать вид, что заняты своими делами. Правильно, зачем ворошить прошлое? Нужно жить настоящим. Хотя… если бы она меня окликнула, то я, наверное, пересел бы к ней. А так… Она меня игнорирует, а я к ней: «Привет, Свет!» – да никогда! Так обида пересилила, и я даже не пошевелился, чтобы пойти на контакт. Возвращаюсь к прежним мыслям и пытаюсь вспомнить, на чём остановился. Но глаза всё равно нет-нет да и глянут в её сторону помимо моей воли, а в голове набатом прозвучит: «Светка…»
Первое сентября: первый раз в первый класс. Сколько раз за свою жизнь я слышал эту, ставшую избитой, фразу. Но тогда, давным-давно, этот день был для меня настоящим праздником.
Утром мать разбудила нас с братом и сказала, что пора собираться в школу. Раньше это относилось только к Серёге, а теперь коснулось и меня. Сегодня я стану учеником, и от осознания этого меня просто распирало от гордости: я наконец-то буду учиться!
Пока братела потягивался и протирал глаза, я умылся, попил чай с хлебом и колбасой и стал одеваться. Отутюженная белая рубашка с накрахмаленным воротничком, чёрный костюм, чёрные туфли – всё новое, купленное специально для этого случая.
Серёга был старше меня на три года, перешёл в четвёртый класс, и потому снисходительно ухмылялся, наблюдая, как я, не скрывая волнения, старательно застёгивал пуговицы и завязывал шнурки.
Затем мать дала нам по букету цветов, которые мы должны были вручить своим учителям, и мы отправились в школу.
Отец не пошёл с нами. Он был в ночную смену, на ремонте, и прибежал с работы чумазый в грязной спецовке, благо работа была рядом, за забором, чтобы поздравить нас с первым сентября. Брателе, круглому отличнику, он пожал как взрослому руку и пожелал «так держать». А мне напоследок потрепал чуб и сказал с надеждой:
