Писатель Ахматов сам придумал для себя такой псевдоним.
На перспективу, весьма масштабный, соответствующий таланту.
В один из дней прошлого февраля он окончательно решил посвятить себя серьёзному литературному труду, поэтому первым делом озаботился тем, как именно в скором времени к нему станут уважительно обращаться коллеги-писатели и упоминать о нём в статьях многочисленные рецензенты.
Ахматов имел неплохой жизненный опыт: учился, служил, провёл несколько лет в северных геологических экспедициях.
Суровые лесные будни и тяжесть вынужденного сосуществования с гнусными комарами впечатлили его настолько, что по возвращению из лесов в родной город он поначалу постоянно порывался рассказывать в дружеских компаниях о случаях и собственных происшествиях той поры. Первое время его слушали с восхищением, женщины считали его тогда чрезвычайно интересным и романтичным, друзья гордились таким нерядовым знакомством, но потом, пропорционально уменьшению его холостяцких финансовых возможностей, внимание к таким историям стало ослабевать, оборачиваться в сторону его хрипловатого голоса в шашлычных воскресных посиделках дамы стали реже, да и то, зачастую вынужденно и невнимательно.
Сказать ему было что, он знал цену размышлениям, которые хотел донести миру и людям, поэтому ожидаемо замкнулся, стал одинок и решил не говорить, а писать о своей жизни.
Одновременно, на излёте геологической популярности, он женился.
Светленькая девушка, та самая, с которой они ещё в давние студенческие годы посещали литературный институтский кружок и вместе с которой вихрем восторженной юности были тогда вовлечены в активную общественную деятельность городской писательской организации, незаметно стала его женой, хозяйкой его дома и матерью двух замечательных, умненьких дочек.
В последние годы в горном институте, где он служил, благополучно возвратившись из тайги, всё чаще и чаще возникали организационные и кадровые проблемы, поэтому приходилось браться за любую мелкую работу; по протекции старых друзей он периодически получал возможность читать студентам некоторые лекции, подрабатывал в институтском издательском центре, время от времени редактировал скучную методическую литературу.
Жизнь почему-то была до обидного трудной и безденежной.
Соблюдая полную лояльность родному деканату и, не отрываясь от скудных, но гарантированных возможностей бухгалтерии своего учебного заведения, всё свободное от зарабатывания денег личное время он посвящал написанию остросюжетных романов, строгих, задумчивых повестей и небольших поучительных рассказов.
Перспективы были хорошие, он знал себя, он верил, что необходимо только убедить всех причастных к литературе, что его стоит читать. И издавать.
Совмещать обычную жизнь и творчество было неимоверно трудно, в первую очередь, для нервной системы. На его многочисленные, корректные и снисходительные электронные письма с предложениями текстов издательства и редакции толстых журналов ничего не отвечали, глубоко, месяцами, молчали, или же издевательски требовали выслать рукописи обязательно обычной, бумажной, почтой и обещали рассмотреть написанное им в ближайшие полгода.
Все они врали, а их секретарши в своих ответах были ещё и поголовно невнимательны в деталях деловой переписки и неграмотны.
Потому-то Ахматов и решил в феврале освободиться от лишнего и предельно сосредоточиться.
Нужен был прорыв. Он обязательно должен состояться и быть успешным!
На многочисленных литературных форумах сотни мальчиков и девочек, даже тыкая одним пальчиком в компьютерную клавиатуру, собирали тысячи восторженных комментариев к собственным жалким опусам, а уж он-то, со своим шикарным жизненным опытом и вниманием к точному, изящному, слову, просто должен был быть востребованным. По-настоящему, профессионально, с тиражами и гонорарами.
Он обязан был сказать человечеству многое!
Он считал это своей миссией.