В комнате господствовала приятная ночная атмосфера. Я сижу на кухне, перед окном, за столом, в пижаме, в ночь на 14 января, в свой 43-ий день рождения.
В отражении окна вижу себя, холодильник за спиной, в котором встроены электронные часы, показывают 03:33, мягкий свет от догоравшей свечи. Воск плавно стекает. Моя маленькая черная собачка, по кличке Нейрона, тихо дремлет. Ночь окутала город, подкрадывается сон, опускаются веки, но я продолжаю писать.
Сквозь тишину слышу тихий голос, из ниоткуда;
– Не могла бы ты исполнить мое важное желание?
Нервно зарычала Нейрона на отражение в окне, легкий шорох и странный запах, как от антикварной книги. Вижу, вроде есть тень, ну а вроде и нет, чтобы понять… надо же ответить что-то.
– Что за желание?
– Я сладкоежкой был, мог за раз съесть банку варенья, пряники любил. В гимназии я даже прятался по углам, чтобы ни с кем не делиться.
– Ии?
– Приходи на мое место захоронения и услышишь там мою молитву, которая сыграла важную роль в моей судьбе. Впервые я написал молитву в большом Римском соборе Петра и Павла, и она мне всегда помогала. Я повторял ее всегда, жил с ней практически. Меня не впечатляли русские соборы.
– Чтобы мне понять, куда прийти, мне надо хотя бы знать с кем я говорю.
– Я тот, кого ты позвала, когда изучала с пристрастием антикварный том. Я искал место, откуда мне выйти, вот теперь оттуда я могу выходить.
– Да уж, значит, ты и есть тот самый Гоголь?
– Да.
– А я найду твою могилу?
– Если настроишься, проведут.
– А какую главную тему я могу донести до народа?
– Я не был сумасшедшим! Ты можешь восстановить сатиру мою «Нечто о Нежине» или «Дуракам закон не писан». Это была такая сатира. Это Великие Сорочинцы, Полтава. Я когда был в гимназии, писал эти произведения. Я это все не сохранил, потому что там я слишком ярко описал руководителей гимназии и чиновников, которые могли меня вообще сослать в 1820.
– Как изменится Россия в ближайшее сто лет?
– Россия расширится до уровня Российской Империи, кроме Константинополя, его потеряли навсегда.
– Для чего ты писал «Авторскую исповедь»?
– Я не хотел оставаться в истории ублюдком, который высмеивал Россию.
– Что для тебя Россия?
– А что для тебя мама?
– А как ты относишься к конфликту на Украине?
– Никак. Мне надо, чтобы сохранились там кладбища, иначе разрушится все, что связано с Украиной. Это не конфликт, это незнание истории.
– Америка, НАТО или Россия?
– Со стороны всех, сейчас только одна страна и то в кратком содержании знает настоящую историю.
– У нас будет когда-нибудь еще такой правитель, как Николай I?
– В следующем столетии будут номинальные правители, которые просто будут ассоциироваться со страной, но руководить будет искусственный интеллект, сейчас уже создают, он будет готов в 2035 году.
– Что тебя приводило к бунтарству?
– В наше время не было такого понимания бунтарства как у вас, у нас мужик напился, подрался и он бунтарь. Тогда век был подлиз, негодяев и предателей.
– Ходят слухи, что «Вечера на хуторе…» и «Вий» ты писал в трансе.
– Без транса такое не напишешь.
– Кто убил Вия?
– Вия не убили, его переместили в другое место, он до сих пор жив, часть «Миргорода» я дал «парню», который написал «Дневник домового», «Битву пластилиновых и реальных героев с темной силой». За границей мне помогала Смирнова, фрейлина императрицы, она была там с братом, и господин Толстой, они все меня поддерживали.
– А хочешь я тебе расскажу, как по-настоящему называется «Шинель»?
– Конечно, хочу.
– «Повесть о чиновнике, крадущем шинели».
– Аа, интересно, я вот думаю, хорошо или нет, дома беседовать с Духами?
– Для Вас нехорошо, а для писателя это правильно.
– Как тебе пришла идея написать ручную математическую энциклопедию?
– А это не моя была идея, мне за нее заплатили.
– А правда ли, что ты боялся темноты и грозы?
– Да, боялся сильно, я был еще в детстве свидетелем того, как мужика на телеге убило молнией, это было еще до гимназии.
– Почему ты не был женат? Говорят, что ты боялся женщин.
– Если бы у тебя был такой первый опыт, как у меня, ты бы тоже боялась. У меня была страсть познать человека, я наблюдал, как другие живут в семьях, я так не хотел.
– Как ты относился к Жуковскому?
– Это был человек двойного назначения. Мне говорил одно, другим другое. Я не хотел быть малодушным дурачком, я уходил от интриг.
– Могу ли я закончить второй том «Мертвых душ»?
– Тот, кто закончит второй том, тот сразу умрет, а я не хотел умирать, поэтому уничтожил. Хотел писать пятитомник. В третьем должны быть дети героев второго тома, пятнадцать героев всего. Если Вы хотите умереть, я готов Вам продиктовать.
– В своих письмах ты писал, что придет человек и напишет за две недели то, что ты писал пять лет. О ком это было сказано?