Иван Тургенев - Призраки. Таинственные повести

Призраки. Таинственные повести
Название: Призраки. Таинственные повести
Автор:
Жанры: Мистика | Литература 19 века
Серия: Магистраль. Главный тренд
ISBN: Нет данных
Год: 2024
О чем книга "Призраки. Таинственные повести"

«Таинственные повести» Ивана Сергеевича Тургенева (1818—1883) – это знакомство с любимым классиком в необычном жанре.

Роковые совпадения, фатализм, любовь и смерть затягиваются в одну петлю страха и тревоги. Тургенев мастерски играет с читателем: то говорит о правдивости всего потустороннего, то разоблачает необычные явления, и всегда держит в напряжении.

В сборник вошли повести «Призраки», «Фауст», «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич (После смерти)», рассказы «Поездка в Полесье», «История лейтенанта Ергунова», «Странная история», «Стук… стук… стук!..», «Рассказ отца Алексея», «Сон», «Собака».

Бесплатно читать онлайн Призраки. Таинственные повести


© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

ФАУСТ

Рассказ в девяти письмах

Entbehren sollst du, sollst entbehren[1].
«Фауст» (часть 1-я).

Письмо первое

От Павла Александровича Б… к Семену Николаевичу В…

Сельцо М…ое, 6 июня 1850.

Четвертого дня прибыл я сюда, любезный друг, и, по обещанию, берусь за перо и пишу к тебе. Мелкий дождь сеет с утра: выйти невозможно; да и мне же хочется поболтать с тобой. Вот я опять в своем старом гнезде, в котором не был – страшно вымолвить – целых девять лет. Чего, чего не перебывало в эти девять лет! Право, как подумаешь, я точно другой человек стал. Да и в самом деле другой: помнишь ты в гостиной маленькое, темненькое зеркальце моей прабабушки, с такими странными завитушками по углам, – ты всё, бывало, раздумывал о том, что оно видело сто лет тому назад, – я, как только приехал, подошел к нему и невольно смутился. Я вдруг увидел, как я постарел и переменился в последнее время. Впрочем, не я один постарел. Домишко мой, уже давно ветхий, теперь чуть держится, весь покривился, врос в землю. Добрая моя Васильевна, ключница (ты ее, наверно, не забыл: она тебя таким славным вареньем потчевала), совсем высохла и сгорбилась; увидав меня, она даже вскрикнуть не могла и не заплакала, а только заохала и раскашлялась, села в изнеможении на стул и замахала рукою. Старик Терентий еще бодрится, по-прежнему держится прямо и на ходу выворачивает ноги, вдетые в те же самые желтые нанковые панталошки и обутые в те же самые скрыпучие козловые башмаки, с высоким подъемом и бантиками, от которых ты не однажды приходил в умиление… Но, боже мой! – как болтаются теперь эти панталошки на его худеньких ногах! как волосы у него побелели! и лицо совсем съежилось в кулачок; а когда он заговорил со мной, когда он начал распоряжаться и отдавать приказания в соседней комнате, мне и смешно и жалко его стало. Все зубы у него пропали, и он шамкает с присвистом и шипеньем. Зато сад удивительно похорошел: скромные кустики сирени, акации, жимолости (помнишь, мы их с тобой сажали) разрослись в великолепные сплошные кусты; березы, клены – всё это вытянулось и раскинулось; липовые аллеи особенно хороши стали. Люблю я эти аллеи, люблю серо-зеленый нежный цвет и тонкий запах воздуха под их сводами; люблю пестреющую сетку светлых кружков по темной земле – песку у меня, ты знаешь, нету. Мой любимый дубок стал уже молодым дубом. Вчера, среди дня, я более часа сидел в его тени на скамейке. Мне очень хорошо было. Кругом трава так весело цвела; на всем лежал золотой свет, сильный и мягкий; даже в тень проникал он… А что слышалось птиц! Ты, я надеюсь, не забыл, что птицы – моя страсть. Горлинки немолчно ворковали, изредка свистала иволга, зяблик выделывал свое милое коленце, дрозды сердились и трещали, кукушка отзывалась вдали; вдруг, как сумасшедший, пронзительно кричал дятел. Я слушал, слушал весь этот мягкий, слитный гул, и пошевельнуться не хотелось, а на сердце не то лень, не то умиление. И не один сад вырос: мне на глаза беспрестанно попадаются плотные, дюжие ребята, в которых я никак не могу признать прежних знакомых мальчишек. А твой фаворит, Тимоша, стал теперь таким Тимофеем, что ты себе представить не можешь. Ты тогда боялся за его здоровье и предсказывал ему чахотку; а посмотрел бы ты теперь на его огромные красные руки, как они торчат из узеньких рукавов нанкового сюртука, и какие у него повсюду выпираются круглые и толстые мышцы! Затылок, как у быка, и голова вся в крутых белокурых завитках – совершенный Геркулес Фарнезский! Впрочем, лицо его изменилось меньше, чем у других, даже не очень увеличилось в объеме, и веселая, как ты говорил, «зевающая» улыбка осталась та же. Я его взял к себе в камердинеры; своего петербургского я бросил в Москве: очень уж он любил стыдить меня и давать чувствовать свое превосходство в столичном обращении. Собак моих я не нашел ни одной; все перевелись. Одна Нефка дольше всех жила – и та не дождалась меня, как Аргос дождался Улисса; не пришлось ей увидеть бывшего хозяина и товарища по охоте своими потускневшими глазами. А Шавка цела и так же лает сипло, и одно ухо так же прорвано, и репейники в хвосте, как быть следует. Я поселился в бывшей твоей комнатке. Правда, солнце в нее ударяет, и мух в ней много; зато меньше пахнет старым домом, чем в остальных комнатах. Странное дело! этот затхлый, немного кислый и вялый запах сильно действует на мое воображение: не скажу, чтобы он был мне неприятен, напротив; но он возбуждает во мне грусть, а наконец унылость. Я, так же как и ты, очень люблю старые пузатые комоды с медными бляхами, белые кресла с овальными спинками и кривыми ножками, засиженные мухами стеклянные люстры, с большим яйцом из лиловой фольги посередине, – словом, всякую дедовскую мебель; но постоянно видеть всё это не могу: какая-то тревожная скука (именно так!) овладеет мною. В комнате, где я поселился, мебель самая обыкновенная, домодельщина; однако я оставил в углу узкий и длинный шкаф с полочками, на которых сквозь пыль едва виднеется разная старозаветная дутая посуда из зеленого и синего стекла; а на стене я приказал повесить, помнишь, тот женский портрет, в черной раме, который ты называл портретом Манон Леско. Он немного потемнел в эти девять лет; но глаза глядят так же задумчиво, лукаво и нежно, губы так же легкомысленно и грустно смеются, и полуощипанная роза так же тихо валится из тонких пальцев. Очень забавляют меня шторы в моей комнате. Они когда-то были зеленые, но пожелтели от солнца: по ним черными красками написаны сцены из д'арленкуровского «Пустынника». На одной шторе этот пустынник, с огромнейшей бородой, глазами навыкате и в сандалиях, увлекает в горы какую-то растрепанную барышню; на другой – происходит ожесточенная драка между четырьмя витязями в беретах и с буфами на плечах; один лежит, en raccourci[2], убитый – словом, все ужасы представлены, а кругом такое невозмутимое спокойствие, и от самых штор ложатся такие кроткие отблески на потолок… Какая-то душевная тишь нашла на меня с тех пор, как я здесь поселился; ничего не хочется делать, никого не хочется видеть, мечтать не о чем, лень мыслить; но думать не лень: это две вещи разные, как ты сам хорошо знаешь. Воспоминания детства сперва нахлынули на меня… куда я ни шел, на что ни взглядывал, они возникали отовсюду, ясные, до малейших подробностей ясные, и как бы неподвижные в своей отчетливой определенности… Потом эти воспоминания сменились другими, потом… потом я тихонько отвернулся от прошедшего, и только осталось у меня в груди какое-то дремотное бремя. Вообрази! сидя на плотине, под ракитой, я вдруг неожиданно заплакал и долго бы проплакал, несмотря на свои уже преклонные лета, если бы не устыдился проходившей бабы, которая с любопытством посмотрела на меня, потом, не обращая ко мне лица, прямо и низко поклонилась и прошла мимо. Я бы очень желал остаться в таком настроении (плакать, разумеется, я уже больше не буду) до самого моего отъезда отсюда, то есть до сентября месяца, и очень был бы огорчен, если б кто-нибудь из соседей вздумал посетить меня. Впрочем, опасаться этого, кажется, нечего; у меня же и нет близких соседей. Ты, я уверен, поймешь меня; ты знаешь сам по опыту, как часто бывает благотворно уединение… Оно мне нужно теперь, после всяческих странствований.


С этой книгой читают
Гонсало Торренте Бальестер был признан «национальным достоянием» Испании еще при жизни. Лауреат множества премий, в том числе премии Мигеля де Сервантеса.«Дон Хуан» – это роман-мистификация. В нем слышны отголоски «Фауста» Гете, «Мастера и Маргариты» Булгакова, «Волхва» Фаулза и вариаций легенд о Доне Жуане.Никогда не разговаривайте с незнакомцами. Особенно, когда они представляются как слуга Дона Хуана, Лепорелло, и намекают на свое дьявольское
Не знаю, какая польза столько всего знать, быть толковыми, как словари, если вам от этого никакого счастья.Фрэнни и Зуи младшие в семье Глассов. Они повзрослели и задумываются о смысле жизни, о духовности. Почему в обществе все устроено так глупо, и никто тебя не понимает?"Фрэнни и Зуи" – это и "домашнее кино в прозе", и философский диалог."Я утверждаю, что нынешнее мое подношенье – вовсе не мистическая история, не религиозно дурманящая история в
Четыре эксцентричные англичанки из разных слоев общества сбегают из промозглого Лондона в солнечную Италию. Легкая и полная юмора история о целительной силе отдыха и любви к себе.«Чарующий апрель», вышедший в 1922 году, мгновенно стал бестселлером в Великобритании и США и создал моду на итальянский курорт Портофино.Помешанная на экономии и любви к мужу Лотти, пресыщенная вниманием кавалеров красавица Кэроллайн, религиозная благотворительница Роуз
Михаил Булгаков – главный русский мистик ХХ века. Медик по образованию и тонкий сатирик по призванию, он сам видел и мастерски описал слом эпох, Революцию, Гражданскую войну, сложности профессии и бездну зависимости.Для цикла рассказов «Записки юного врача» он взял за основу свой собственный опыт работы земским врачом и сочинил целую плеяду колоритных персонажей со своими причудами, страхами и предрассудками. И повесть «Морфий», стилизованная под
В новую книгу из серии «Малая книга с историей» вошли избранные произведения писателя, поэта, публициста, драматурга и переводчика Ивана Сергеевича Тургенева. В сборнике вы найдёте малоизвестные сказки классика русской литературы второй половины XIX века: «Степовик», «Капля жизни», «Самознайка», «Сказка-притча о серебряной птице и жёлтой лягушке», а также драматические произведения «Последний колдун» и «Людоед».Иллюстрации для этого издания созда
В творчестве автора «Отцов и детей» и «Записок охотника» повести и рассказы с загадочным, мистическим и даже мрачным оттенком занимают совершенно особое место – тайны души и странные, малопонятные явления всегда интересовали Тургенева. «Призраки», «Собака», «Клара Милич», «Песнь торжествующей любви» и другие произведения, вошедшие в этот сборник, – это истории о призраках, о влюбленности, которой не помеха даже смерть, о таинственных снах и свида
Любовь – одна из главных тем в творчестве Ивана Тургенева. В сборнике «Ася» вы найдете рассказы о любви во всех ее оттенках и многообразии. Потрясающий слог автора погружает читателя в удивительный мир чувств и эмоций.Обложка и две внутренние иллюстрации от популярного молодежного художника.В издание входят: «Ася», «Первая любовь», «Несчастная», «Вешние воды», «Песнь торжествующей любви».
Проза Ивана Тургенева, пожалуй, самая изящная. Самая живописная в русской классической литературе. Пейзажи писателя красочны, точны и подробны, пронизаны щемящей сердце меланхолической поэзией. Так же детально и живо выписаны тургеневские характеры. Русский аристократ Дмитрий Санин знакомится в Германии с молодой девушкой Джеммой. У нее есть жених, но ради вспыхнувших чувств к Дмитрию она уходит от него. Пара собирается пожениться. Ради материаль
Абсолютно у каждого есть демон, даже у самого доброго, правильного и честного из людей. Главный герой Юджин – шестнадцатилетний юноша, принц одного из четырёх королевств. Как и полагается герою, он добр, справедлив, не по годам мудр, предан своей семье и своему народу. Однако это не значит, что недоброжелатели не строят коварных планов. Похищения, пытки, насилие, демоны, желающие полакомиться его душой, через всё это придется пройти Юджину. Благо
«Здесь кто-нибудь есть…?» Девочка Аля шагает босиком по опустевшему старинному замку. Как она сюда попала? Почему на полу кровь? А главное, сможет ли она вернуться домой живой и без мрачных судьбоносных подарков?
История рассказывает про обезумевшего человека, который хотел раскрыть всем остальным правду любыми возможными способами и заполучить из этого максимум выгоды для самого себя.
Небольшая история, рассказанная маленькой девочкой старику в лесной хижине, производит на него неизгладимое впечатление и, как следствие, пробуждает силы воздаяния.
Короткий фантастический рассказ о полете к ближайшим звёздам. Корабль летит тысячелетия в глубоком космосе, но это не спящий режим – у него есть свой экипаж, и много постоянной интересной работы. В ходе полета раскрываются неожиданные задачи и способы для достижения главной цели межзвёздных миссий. Когда можно запустить миссию – покажет ближайшее технологическое будущее Земли. А сколько времени уйдет на выполнение миссии? И как зовут ведущего про
Книга представляет собой сборник бесед с Шиварудрой Балайоги Махараджей – ныне живущим индийским йогином, достигшим высшего состояния йоги, Освобождения. Темы, затрагиваемые в этой книге: духовные принципы, медитация (дхьяна), побочные эффекты медитации, наставления по практике, духовная практика и жизнь в этом мире, ум и его уловки, преданность (бхакти) и знание (джняна), самадхи и его виды, усилие и бсзусильность, а также многие другие, связанн
После опубликования андеграундных сборников «Классика» в СССР и «Мраморные сады» – в русском Зарубежье Яков ЕСЕПКИН де-факто стал родоначальником Антикварного Самиздата. Юного гения восторженно приветствовала в том числе близкая к фронде советская официальная писательская элита, постмодернисты длительное время пытались, хотя и безуспешно, сделать культовое имя «ночного певца» знаменем своего движения. Есепкин ввел в мировую литературу новое жанро
Основная идея книги заключается в том, что умение сохранять спокойствие – это не просто эмоциональное состояние, а жизненно важный навык, который необходимо развивать, чтобы поддерживать здоровье, улучшать отношения и принимать более взвешенные решения. Савкин рассматривает спокойствие как форму личной свободы, доступную каждому, кто готов работать над собой.