Дмитрий Бергельсон - Про Машу и Глашу

Иллюстратор Маша Конькова

Редактор Татьяна Копиевская

© Дмитрий Бергельсон, 2024

© Маша Конькова, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-0064-7796-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Появились как-то в начале лета на окраине одного большого города девочка с лошадкой. Лошадка была белая-белая, и девочка тоже была беленькая: и волосы, и лицо, и даже платье. И то ли девочка была волшебная, то ли её лошадка, но куда бы они ни приходили, всюду обязательно происходили какие-нибудь чудеса.

Лошадка выглядела довольно мелко в сравнении с обычными рысаками, а девочка казалась совсем маленькой, на вид – лет восьми, поэтому и чудеса у них случались небольшие. Но людей это не обижало. Они так долго жили вовсе без чудес, что были рады любому волшебству.

Кстати, многие считали девочку перспективной, надеясь, что когда та подрастёт, то и чудеса станут большими. Хотя некоторым эта мысль в голову совершенно не приходила, другим и маленьких чудес было достаточно, а кое-кто вовсе не замечал ничего чудесного, и были даже те, кому чудеса не нравились и казались вредными (что поделаешь, встречались и такие).

Самое смешное, что ни девочка, ни лошадка не делали ничего особенного. Никаких взмахов руками, мотания гривой или шептания заклинаний. Просто при их появлении с окружающими происходило что-то хорошее, доброе, отчего люди радовались. И девочка с лошадкой радовались вместе с ними.

Вот как-то в ясный июньский день гуляли девочка с лошадкой в небольшом скверике в самом центре района и увидели такую картину: огромный пёс схватил какую-то птицу зубами, а вокруг собрались четыре охотника с ружьями.

Эту картину рисовал художник Пышкин, сидя на скамейке. Пышкин был небольшого роста, с кривыми ножками и румяным лицом. Лет ему было около пятидесяти. На его голове плотно сидела большая жёлтая панама (от солнца), а сам он был в майке и шортах. Когда лошадка подошла к холсту и хотела попробовать картину на вкус, художник громко представился:

– Художник Пышкин! – сказал он, не отрываясь от холста и продолжая что-то дорисовывать.

– Глаша, – ответила девочка за лошадку, так как сама Глаша ещё говорить не умела.

– Очень приятно, – отреагировал Пышкин и протянул Глаше руку.

Та подняла копыто и положила его Пышкину в ладонь. Художник, всё так же не отрываясь от картины, пожал Глаше ногу и сказал:

– Доброе утро.

– Вообще-то уже два часа дня. А я Маша.

– Картина называется «Доброе утро»; а за временем я слежу, – сказал художник и пробормотал: – То Глаша, то Маша…

Только теперь он оторвался от полотна и увидел девочку с лошадкой.

– Ах, вы не одна! А с кем из вас я разговаривал?

– Со мной, – сказала Маша. И добавила: – Ну и с Глашей тоже.

– Любите живопись? – спросил Пышкин.

– Глаша любит. Она уже три картины съела… – ответила Маша и потрепала лошадку по холке.

– Ой! Осторожно тут… Два часа уже? Мне пора! – засуетился Пышкин и стал собирать краски.

– А почему вы назвали картину «Доброе утро», ведь на ней убивают птицу? – спросила девочка.

– Потому, что охота была удачной, и для охотников утро стало добрым, – ответил Пышкин.

И тут несколько баночек с краской упали под скамейку. Пока Пышкин их искал, Глаша лизнула картину своим шершавым языком. Сразу же с холста исчез пёс. Глаша снова лизнула полотно – охотники остались без ружей. Получилось такое изображение: четыре весёлых дяденьки любуются птичкой.

– Вот теперь похоже на «Доброе утро»! – улыбнулась Маша. – Молодец, Глаша! Ну, до свидания, гражданин Пышкин!

Маша с Глашей пошли дальше, а Пышкин вылез из-под скамейки и, увидев, какие чудеса произошли с его картиной, побежал прямиком в милицию, рассказать о необычном волшебстве. Но там ему не поверили, сказали, что никаких волшебных девочек и тем более лошадок в районе нет, и если он не желает провести некоторое время в очень хорошей больнице, то может идти домой. А картину даже одобрили. Правда, одному майору она напомнила известное полотно художника Шишкина или другого живописца, но он засомневался в себе и ничего не стал говорить. Тогда Пышкин подарил картину отделу милиции, а сам пошёл домой.

Многие прохожие в тот день обратили внимание на районного художника, который как-то странно перемещался по улице короткими перебежками, натянув жёлтую панаму до самых плеч. Хорошо, что в панаме была дырочка, через которую Пышкин мог смотреть, иначе неизвестно, дошёл бы он до дома или нет.

Таким образом, первый человек, который встретился в этом районе с волшебной девочкой и её лошадкой, был как раз из тех, кому чудеса только мешают, хотя он и называл себя художником.

А Маша и Глаша гуляли себе дальше по скверу и, наверное, даже не вспоминали про Пышкина. Хотя, если честно, Глаша всё-таки вспоминала. Дело в том, что всё, что она слизала с холста, так прилипло к её языку, что ни проглотить, ни выплюнуть эти художественные образы у неё не получалось. Она гуляла и скребла всё время языком о зубы.

Шли они так, шли, пока не поравнялись с группой людей, задравших головы вверх и что-то туда, в высоту, кричавших. Маша никак не могла понять, что они кричат: то ли «матрасик», то ли «карасик»? Люди кричали все вместе, и их выкрики переплетались так, что невозможно было разобрать, какое слово они кричат. Среди кричавших была тётенька с какой-то невероятной причёской на голове, три девочки, два мальчика и один дед с костылём. Дед тоже кричал и бил костылём по дереву.

Глядя издалека, Маша подумала, что люди собирают шишки, или жёлуди, или орехи. Она так и сказала Глаше:

– Орехи, что ли, собирают?

А Глаша подумала: «Может, лучше яблоки?», продолжая скрести языком о зубы. Но, подойдя ближе, девочка поняла, что для того, чтобы собирать орехи, совсем не обязательно что-то кричать.

Она спросила:

– Что случилось?

Но никто ей не ответил, и все стали ещё громче и неразборчивее голосить:

– Тазик! Матрасик! Бантик! Квасик! Карасик!

И тут Глаша начала ржать. Видно, ей тоже захотелось позвать этого Тазика-Карасика. Лошадка заржала очень громко. И все кричавшие сразу замолчали. А дедушка даже костыль уронил. Маша подняла костыль, отдала его дедушке и спросила:

– Кого вы зовёте?

– Барсика, – сказал дед и показал костылём вверх.

Маша взглянула на ветку, до которой совсем немного не доставал костыль, и сначала услышала «мяу», а потом увидела перепуганного кота, вцепившегося в дерево. Кот был пушистый и не рыжий, как могло показаться в преломлении солнечных лучей, а какой-то коричневатый. Маше кот понравился, и ей захотелось его погладить. Тут снова все закричали наперебой, но Маша уже понимала, что зовут они кота Барсика.

Неизвестно, сколько бы это продолжалось. Возможно, пока последний из кричавших не сорвал голос? Но тут случилось совсем неожиданное. Глаша, устав скрести языком о зубы, подошла к дереву и попробовала отодрать творения художника Пышкина при помощи древесной коры. Сначала к коре прилипли охотничьи ружья, а потом и огромный пёс. Пёс, конечно, только на картине казался огромным, а на дереве он выглядел довольно мелко и даже оскал его теперь вряд ли кого мог испугать. Но Барсик почему-то испугался и прыгнул прямо на голову тётеньке, к тому времени уже чуть не плакавшей от отчаяния. (Видно, это была его хозяйка.) Тётенька завизжала и тоже подпрыгнула, чем и напугала деда, который не нашёл ничего лучшего, как метнуть костыль в сторону кричавшей. (Возможно, тётенька приходилась дедушке дочерью, и он пытался её защитить?) Хорошо, что костыль прошёл в сантиметре от тётиной головы и никого не убил. Дети, столпившиеся вокруг, стали хохотать. А тётенька сняла кота с головы и сказала: