Воскресенье, 17 сентября 2017 года
Я сама себе поклялась, что не умру в этот день.
От решимости к отчаянию. Вверх-вниз.
Ну, давай уже, сволочь. Я сжимала в потных ладонях бейсбольную биту, не отводя глаз от двери в спальню. Он уже здесь, в трейлере – рановато на сей раз: первые косые лучи солнца едва выглянули из-за гор. Мама еще на работе. Я слышала, как что-то скрипнуло снаружи, на веранде, и сразу поняла, кто пришел.
Поняла, что я в западне.
В западне – прямо здесь, в собственном доме.
Паршивое начало дня.
Я не испытывала страха перед ним. Перед всем этим. Все это ушло.
Ярость во мне клокотала так, что я едва удерживала ее в узде.
Скрипнула половица.
Чтобы унять волнение и успокоиться, я сделала глубокий вдох и всем существом сосредоточилась на том, чтобы расслышать малейший шум за дверью. Дверь эта – не более чем хлипкий шаткий кусок старого металла – она и для трехлетнего ребенка не стала бы непреодолимой преградой. И этот кусок – единственное и последнее, что отделяет меня от чудовища, пришедшего забрать мою жизнь.
На некоторое время воцарилась тишина, затем – еще один приглушенный шаг. Я вся напряглась, до последней мышцы, готовясь к бою.
По моему передвижному (точнее, уже не особенно передвижному) паршивому жилищу на колесах бесшумно не прокрадешься; за шестнадцать лет жизни я неоднократно в этом убеждалась. И теперь точно знала, где именно он стоит. Даже – в какой позе и как распределен его вес. Знала, что видит перед собой этот человек, вперив взгляд в единственное убежище, за дверью которого могла я скрываться в этом ветхом обшарпанном доме на колесах.
Так что же он медлит? – гадаю я ожесточенно и в то же время перебираю в уме возможные варианты. Ждет, что я сама выйду к нему? Или думает, что я не догадываюсь о его присутствии?
Первый же выстрел вынес дверь, что называется, с мясом. Пуля прошла куда-то налево и вверх, но мне этого хватило, чтобы впасть в панику.
На сей раз у него есть пушка!
Я быстро присела на корточки, сознавая, как стремительно лишаюсь возможности спастись.
Окно!
Я ринулась к запачканному, в грязных разводах стеклянному прямоугольнику, расположенному как раз над моей односпальной кроватью.
Слишком быстро. Сначала я даже не почувствовала, как «захлопнулась западня».
Второй выстрел прошел через стенку шкафа, разорвал в клочья правое плечо и закрутил меня юлой.
Я буквально задохнулась от боли и, покачнувшись, опрокинула прикроватный столик.
Третья пуля разорвала мне грудь. Ноги задрожали, я повалилась на пол, судорожно хватая ртом воздух. Кровь сочилась у меня изо рта, а перед глазами кружили тусклые люминесцентные лампы на потолке. От боли все вокруг стало казаться красным.
Он явно ожидал, что я брошусь наутек. Я облегчила ему задачу. Шах и мат.
Остатки двери потихоньку отворились. Я лишь едва вздрогнула.
Вошел высокий худой мужчина с коротко стриженными угольно-черными волосами, зачесанными назад. Высокие скулы. Узкий, элегантно вылепленный нос. Все тот же черный костюм без отделки и украшений, что он носил всегда. Темные очки в серебряной оправе. Сверкающие черные ботинки. Наверное, это его рабочая одежда, – подумала я.
Его лицо, частично скрытое непроницаемыми стеклами очков, не выражало решительно ничего. Никаких эмоций.
Это меня всегда поражало: человек творит запредельно страшные дела, но ни малейшего их следа на его лице не остается.
Психопат. Вот он кто такой.
Человек в черном костюме застыл над моим несчастным, израненным, в клочья изорванным телом. Расправив плечи, он перезарядил оружие – начищенный до блеска пистолет – такой же черный, как костюм, он казался идеально плотно пригнанным к ладони стрелка. Ствол медленно поднялся.
– За что?! – прохрипела я. Сердце еще сильнее забилось в груди.
Так бывало уже не раз.
Все тот же вопрос. Всегда один и тот же.
– Извини, – сказал черный человек, нацелив дуло пистолета строго между моих глаз.
И ответ тот же. Он всегда извинялся.
Кричать и биться в истерике я не собиралась. Раньше такое бывало, и это никогда не производило на него никакого впечатления. Не удовлетворяло его. Молить о пощаде мне тоже приходилось, и я давно поняла – это столь же бесполезно.
Теперь я просто хотела получить ответ.
– За что? – нечленораздельно булькнула я кровью. Жидкость, горячая, липкая, заполняла рот и гортань. Дыра в груди горела, как будто туда сунули кусок солнечной материи.
Я знала, что ответа не будет. Ужасно медленно, напрягая все оставшиеся тающие силы, я подняла левую руку и, раскачивая ею так, что она напоминала иву на штормовом ветру, согнула в локте. Затем осторожно разогнула указательный палец и ткнула им в его ничего не выражающее, словно высеченное из камня лицо.
– Проваливай к чертям, – прошептала я, захлебываясь собственной кровью.
– Я уже давно с ними.
…Оглушительный звук выстрела, сразу за ним – второй.
Последние судороги. И все. Пустота.
Привет, смерть, вот и я. Давно не виделись.
Тьма окутала меня.
1
Понедельник, 18 сентября 2017 года
Мои веки дрогнули.
И еще раз.
Еще, еще и еще.
Над головой мелькали птицы, словно пытаясь бороться с восходящими потоками воздуха. Шумно втянув носом воздух, я уловила в общем непередаваемом букете вечнозеленых деревьев запахи черники и можжевельника. Сосновые иглы кололи мне спину.
Гортань заполнял кисловатый металлический привкус, словно я сосала монетки.
Боли – никакой. Никаких следов от ушибов. И ни печали, ни гнева…
Я ничего не чувствовала. Ровным счетом ничего. Разве что чуть тянуло в районе шрама на левом плече.
Все в точности как в прошлый раз. И как в позапрошлый. И во всех остальных.
Я лежала на лесной опушке. Той самой опушке, конечно, – скрытой от посторонних глаз плотным строем длиннохвойных сосен. Лежала на каменистом неровном склоне холма к северу от моего родного крошечного городка в штате Айдахо. Взглянув на небо, я убедилась, что сейчас раннее утро, но утро не того дня, что начинался раньше.
Вполне понимая всю бессмысленность этого занятия, я постаралась припомнить, как могла сюда попасть. Совершенно никаких зацепок, даже в самых потаенных глубинах памяти. Никаких сколь угодно туманных ощущений. Пустота. И в то же время перед внутренним взором – никакого «света в конце тоннеля», никакого чувства невесомости, полета или вознесения через облака к месту вечного упокоения, которое никак для меня не наступит.
