Пятнадцатое августа
Осталось 16 дней
Ожидая свой самолет до Лондона у выхода D78 в аэропорту Ванкувера, я замышляла убийство.
Судя по выражениям лиц окружающих, я не была одинока в своем намерении прикончить кого-нибудь. Все были раздражены и нетерпеливы, ведь наш рейс отложили. Парочка в конце ряда ссорилась, выясняя, кто из них забыл закрыть окно перед отъездом. Примерно три десятка пассажиров были готовы угробить ребенка в футболке со Спанч Бобом: малявка либо визжал на уровне децибелов, используемых для пыток собак, либо носился, врезаясь в людей и лапая их своими грязными ручонками.
Мужик напротив меня рычал и скалил свои желтеющие зубы всякий раз, когда мелкий подбегал близко к нему. По идее, такое должно отпугивать, но на мальчика это не производило никакого эффекта. Должно быть, он перенял способность игнорировать неприятные вещи от своей матери. Та пялилась в журнал People, шевелила губами, проговаривая слова про себя, и абсолютно игнорировала тот факт, что окружающие хотят поколотить ее сына своими чемоданами на колесиках. Лишь когда ребенок врезался в нее и она вытаскивала смятый пакетик с разноцветными желейными червячками, чтобы положить одного ему на ладонь, можно было понять, что это реально ее ребенок.
Я повернула голову, чтобы облегчить напряжение в шее. Как бы мне хотелось быть такой равнодушной! Но вместо этого я постоянно смотрела в сторону Коннора. Я так плотно сжала зубы, что они были готовы треснуть. На коленках у Коннора сидела Мириам. Я приказала себе прекратить глазеть на них, но мое внимание все время возвращалось к ним. Он сунул свою руку сзади под ее футболку и поглаживал ей спину. Мне знакомо это движение – со мной он делал так же.
Пока не бросил меня.
Мириам взъерошила ему волосы. Он терпеть не мог, когда так делала я. Отталкивал мою руку или уворачивался, чтобы я до них не достала. Коннор в детстве болел оспой и оглох, так что теперь носил слуховой аппарат. Поэтому предпочитал чуть лохматую прическу – не хотел привлекать к нему внимание. А мне эти штуки на ушах казались чертовски интересными. Не только потому, что это довольно классная техника: мне хотелось понять, что он чувствовал, когда полная тишина сменялась звуком. Но он не любил об этом говорить. И не любил, когда я трогаю его волосы.
Очевидно, с Мириам у него таких проблем нет. Я напомнила себе, что мне все равно. Плевать на Коннора.
Мелкий Спанч Боб врезался в меня. Своими липкими пальцами в синих и красных пятнах он ухватился за мои джинсы. Затем посмотрел на меня своими влажными глазами, не отводя взгляда, медленно опустил свой слюнявый рот к моей коленке… и укусил меня.
– Эй! – Я толкнула его, не задумываясь. Он чуть качнулся, а потом грохнулся на попу, одетую в огромный памперс, испустив громкий визг. Я виновато огляделась вокруг: мужик напротив одобрительно поднял большие пальцы. Молодец, Ким, ты тот человек, который, пока не сталкерит[1] бывшего парня, избивает дошкольников. Я присела, чтобы помочь ребенку, но тот оттолкнул меня и продолжил бегать кругами по залу.
Я покосилась на телефон, больше всего желая позвонить Эмили, своей лучшей подруге. Она всегда может меня подбодрить. Но она проводила эти каникулы, работая вожатой в лагере на дальнем берегу острова Ванкувер. Там не ловит сеть и нет Wi-Fi, так что я не дождусь от нее сообщения, что «все будет хорошо». Конечно, если бы я могла связаться с ней в начале лета, то, может, и не была бы сейчас в такой ситуации. А по старинке писать письмо от руки – как винтажно и ностальгично! – глупая затея, когда в таком эмоциональном хаосе тебе нужно сиюминутное общение с подругой.
Мы дружим с начальной школы, и я раньше никогда так подолгу не была без нее. Пока это лето служит ярким доказательством тому, что в одиночку я со своими проблемами справляться не могу. Я достала из сумки ее последнюю открытку. Внутри она нацарапала: «Я верю, что ты со всем справишься! Твоя поездка будет офигенной!» Эмили ставила восклицательные знаки везде и всегда. Но даже с такой позитивной пунктуацией я что-то не верила написанному. Я совсем не чувствовала себя уверенной в том, что справлюсь, и, хотя самолет еще даже не взлетел, уже ненавидела все в этой поездке.
Я глубоко вздохнула, досчитала до трех, выдохнула. У меня получится. Не хочу подвести Эмили и родителей.
В паре рядов от меня Мириам стала смеяться, запрокинув голову, будто Коннор рассказал ей самую смешную в мире шутку. Она игриво ударила его по груди своей крохотной ручкой. Все в ней такое миниатюрное. Она всем говорит, что у нее рост полтора метра, но там едва метр двадцать пять. Рядом с Коннором она смотрится нелепо. Он может посадить ее в рюкзак и таскать вокруг, как чихуахуа.
Признаюсь, если не считать ее жуткую миниатюрность, Мириам симпатичная. Ее длинные темные волосы выглядят прямо как в рекламе шампуня. Единственный недостаток – слишком яркая подводка. Она помешана на придании своим глазам формы кошачьего глаза. Мириам склонна к драме: всегда делает широкие движения, размахивая руками, откидывает волосы через плечо, болтает так громко, будто пытается заставить всех вокруг слушать ее. Она ходила в театральный кружок – может, это стало привычкой.
Никогда бы не подумала, что Коннор будет встречаться с кем-то похожим на нее – таким же показушным. Мне казалось, что ему иногда нравится молчать, а когда мы говорили, то это было о важных вещах: философия, наука, политика. Один раз утром мы встретились в кофейне и читали The Globe and Mail, молча передавая статьи друг другу. Он единственный, кроме меня самой, кому нравится читать газеты. Я поймала взглядом наше отражение в окне и подумала, что мы выглядим как взрослые. Те взрослые из Нью-Йорка или Торонто, с важными профессиями, пафосными квартирами из стекла и металла, с пропусками в местные галереи.
У Мириам отсутствовал переключатель громкости, но она не была глупой. Я ее не особо хорошо знаю – она тусит с театралами, – но не подумала бы, что ей нравится Коннор. В моем воображении ей бы встречаться с парнем с серьгой в ухе, который ратует за социальную справедливость. Он не учит точные науки, но ходит на несколько курсов с углубленным изучением. А она написала реферат по Шекспиру и получила за него награду для Литературных Зануд. Неудивительно, что мне хотелось ее прикончить.
