«…До сведения моего дошло, что в подгороднем селении Емельянове, на постоялом дворе, арендуемом N-ским мещанином Гаврилою Кашиным, производится незаконная продажа питей… почему, почтительнейше уведомляя ваше высокоблагородие, поручаю вам произвести дознание…»
– Что это? Опять в деревню? – проговорила весьма изящная молодая дама, заглядывая через плечо тоже весьма молодого мужа, читавшего только что присланную со сторожем бумагу.
– Да!..
– Вот тебе вместо прогулки! Погода прекрасная… далеко это?
– Версты две-три.
– Тебе надо пройтись… Ты засиделся… Что это ты читал?
– Последнюю книжку журнала. Попалась преинтересная статья, не мог оторваться.
– Ты пройдись, прогуляйся, – перебирая страницы журнала, говорила молодая супруга. – Ах, Тургенев! Что тут его?.. Как мило… непременно прочту!.. Из народного быта?.. Прелесть…
– Десятский дома? – перебил молодой супруг, отдыхая после интересной статьи на кушетке. – Надо расспросить, кто такой этот Гаврило Кашин…
– Он там в кухне! «Из Гейне»… Это что? – продолжала рыться в книге супруга: – «Песня о рубашке»[1].
Она вздохнула и произнесла как бы в раздумье:
– Тебе нужно оштрафовать его?
– Кого? – с некоторым нетерпением произнес муж, не видя в мыслях супруги достаточной последовательности… – Кого его?
– Мужика…
– Разумеется, оштрафовать!
Чтобы не раздражать супруга, молодая дама прибавила:
– По крайней мере отдохнешь!
На следующий день муж собрался на прогулку, которую предположено было совершить пешком. Часов в двенадцать дня он стоял среди двора с сумкой через плечо и шарил по карманам – все ли захватил.
– Да! – сказал он, обратившись к жене, стоявшей на крыльце, – пожалуйста, не отдавай Иванову газет. Непременно затащат!.. Судебные уставы положили?
– Я положила в портфель…. Это с золотым обрезом?
– Да… где они?.. Положила ли?..
– Посмотри в портфель, – кажется, положила!
– То-то, кажется!.. как это ты…
Десятский, сопутствовавший в прогулке, держал портфель подмышкой. Посмотрели – нашли.
– Здесь! – успокоившись, произнес супруг. – Ну, все, кажется. Папиросы?
– Тут, – оказал десятский,
– Ну, все… Прощай! Не скучай… там у меня есть «Один в поле – не воин» – превосходная штука: читай… Шпильгагена. Палку надо взять – тут воров много…
– Тут воров страсть! – сказал десятский.
Пока ходили за палкой, к путешественникам подошел молодой человек, исключенный из семинарии ритор, проживавший на том же дворе в нищете и в постоянном поругании со стороны родственников.
– Иван Петрович, – сказал он, – позвольте мне с вами пройтись?
– Сделайте одолжение!
Ритор поблагодарил, сняв картуз. Скоро была принесена палка, и через полчаса общество все было в поле. Был жаркий летний день. В поле тишина. Ритор шел с десятским, который рассказывал ему про воров.
– Отчего это? – спрашивал ритор.
– Бедность, что будешь делать… Баб с молоком – и то останавливают.
Ритор задумался. Прогуливающийся чиновник наслаждался природой и соображал план – как накрыть Гаврилу Кашина на месте, в самый момент незаконной продажи.
– Иван Петрович, – проговорил ритор: – я с вами хотел потолковать об одном деле.
– Что прикажете?
– Да что – смерть моя… Я просто умираю с тоски, да и есть нечего… Не можете ли вы мне похлопотать через знакомых местечка?
– Какого же местечка?
– Я бы желал учительского… Это мне более по душе. Я знаю, что не даром возьму деньги: я люблю это дело…
– Я готов.
– Посмотрите – какое невежество, какая тьма кромешная! Неужели уж я тут хоть столько не сделаю, хоть на волос? Надо же когда-нибудь серьезно отнестись…
– Разумеется! – проговорил с одушевлением чиновник.
– Ведь сердце разрывается. Я знаю народ, я готов работать без жалованья, лишь бы не умереть с голода, – нужно пробуждать в народе хорошие качества… Они есть…
Ритор воодушевился и на все излияния своей души получал со стороны прогуливающегося чиновника самые сочувственные слова.
«Что за человек! – думал ритор. – Есть люди! Есть!..» Во время этого благороднейшего разговора они подошли к кабаку, стоявшему на полдороге им.
– Здесь надо расспросить, – проговорил чиновник, окончив какую-то благороднейшую фразу: – они ведь прячутся, канальи… Ты, – прибавил он, обратившись к десятскому, – не входи с портфелем-то!.. останься тут!
Ритор несколько изумился, но, сообразив, что пред ним благороднейший человек, тотчас же и успокоился. В кабаке за стойкой сидела молодая женщина и дремала. Маленькая каморка была оклеена разношерстными лоскутками обоев, между стойкой и стеной стояли бочки вина; в воздухе пахло водкой и носились мухи.
– Здравствуйте! – ласково оказал чиновник.
Хозяйка тоже ответила ласково.
– Пиво есть у вас?
– Есть, да нехорошо.
– По крайней мере холодное ли?
– Холодное-то холодное… да вы отведайте.
– Пожалуйста.
Хозяйка ушла. Чиновник оглядел стены – патент был.
– Тут есть патент, – сказал он ритору топотом.
Тот смотрел на чиновника с любопытством.
Скоро в комнату вошла старуха, оказавшаяся матерью хозяйки, и, низко наклонив голову в знак поклона, стала у двери молча. Повидимому, она тотчас хотела уйти, однако не ушла и поминутно переводила глаза с одного гостя на другого, с большим искусством скрывая перед ними свою внимательность к поступкам и словам господ.
– Далеко ли тут до Емельянова?
– До Емельянова тут недалеча. Близехонько, батюшко… да вам на что же, батюшко?
– Так… Просто пройтись.
Старуха степенно наклонила голову в знак согласия. Принесли пиво.
– Пиво ничего, – сказал чиновник. – А где у вас тут еще пиво есть?
– В Бучилове, – проговорила с расстановкой старуха: – верст за двадцать… не ближе…
– А в Емельянове? – простодушно произнесла дочь.
– И где там в Емельянове? – глядя прямо в глаза дочери, с легкой усмешкой сказала старуха. – Да там и кабаков-то нету.
Чиновник побалтывал ногой и слушал, рассматривая картинку.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
