Писатель отправился к праотцам. Израсходовался подчистую, так что ничего не оставалось делать, как опочить вечным сном. По такому жгучему случаю приглашён был на отпевание отец Ануфрий – настоятель прихода святителя Николы в Студенцах. К слову, приглашался отец Ануфрий и на отходную молитву, когда писатель без сознания коротал последние часы своего бренного существования. Тогда не сошлись в цене. Злопамятный батюшка в тот раз удивил родственников задранными втрое расценками своего и без того лохматого прайс-листа.
Штука в том, что на писателя у отца Ануфрия уже не первый год обида зрела. Было отчего. Всякий раз, высказывая своё мнение по поводу мирского поведения вышеозначенного отца, противный писатель позволял себе непростительные вольности. Вот и в последнюю встречу неуклюже ворочая увесистые, как валуны, слова, назвал писатель настоятеля: классическим барыгой, обёрнутым в мантию, при этом мастерски фарцующим мистикой да завиральными сказками и знатным фокусником, обращающим веру в банковские билеты. Двумя неделями ранее тот же самый писателишка обсмеял отца Ануфрия, встретив последнего на базаре. Точнее поглумился даже не над самим отцом, а над его церковным именем. Так, чтобы все базарные ряды наверняка услышали, расшифровал в тот пасмурный день писатель имя «Ануфрий», переведя его значение с древнеегипетского языка. Выяснилось следующее: «Ануфрий» переводилось с древнего языка страны Кеми как «священный бык», а мужчины, присвоившие себе такое имя, всегда имели сложную судьбу. По разумению писателя в данном случае всё сложилось как нельзя, кстати, и просто изумительно совпало, ведь «священный бык» одно и то же, что «божья корова». Как такое стерпеть, когда прямо при прихожанах и прочих мирских да точно в лоб? Благо всегда под рукой имеется шайка-лейка ортодоксально настроенных поборников, коих, и просить не надо о заступничестве. Сами налетят, будто ватага бездомных псов на брошенную кость. Моргнуть не успеешь: заклюют твой парашют стаи сдвинутых птиц. Так тогда и получилось. Погнали писателя с рынка, едва целым остался. И никаких уступок такому заблудившемуся чаду. Только в три раза задранная цена на услуги. Был бы как все, тогда и разговор сложился иначе… Вон, некоторые своим послушанием и постоянным жертвованием умудряются скидку себе заработать.
Когда пришёл час литератора, то отец не отказался от своего решения. Этому безбожнику никаких поблажек. Хотят родственники облегчить душе его мытарства – пускай, как следует, раскошелятся. Тройной гонорар за святое терпение отца. Точка. На отходную молитву поскупились… На отпевание пришлось тряхнуть мошной, а то совсем не по-христиански как-то получается. Забыв про все обиды прежде всего ввиду того обстоятельства, что деньги не пахнут, подобрал святой отец к обеду подол своей юбки, прихватил кадило и чётки, да поскакал отпевать ненавистного ему писаку.
Отпевание проходило в привычной для таких случаев обстановке: родня угрюмая лицами, безутешная вдова, дружки-собутыльники, да жалобно подмяукивающая кошка. Вот и весь нехитрый отряд, вытянувшийся по стойке смирно, мечтающий чтобы поскорей всё это закончилось. Интересные процессы бурлят в головах у каждого второго. Например, родная дочь стоит и подсчитывает предполагаемый «кусок от наследного пирога». Заботит её в данный момент более всего, как бы пожирней ломоть откусить, да чтобы вдове поменьше досталось. Вдова, подобно ясновидице, читающей мысли на расстоянии, глядит на падчерицу и думает иначе… С точностью до наоборот. Большую часть себе приписывает, а четверть готова пожертвовать отпрыскам. С ней не согласен, естественно в уме, младший, но уже весьма проворный сынишка. А настоятель знай себе, поёт свои печальные заупокойные молитвословия. Поёт не искренне, без души. Лямку тянет, а не поёт. Копейку отрабатывает. Сам не менее других заинтересован в скорейшем сворачивании. Вот тут глаза писателя и приоткрылись. Словно из омута хмельного вынырнул. Сел посреди гроба и первые секунды ничего не понимает. У окружающих на писателя ноль реакции. Только батюшка разошёлся под конец так, что перевалил своим голосом с альта на сопрано.
– Ах ты, надувной поп – бездонный рот! Ты чего это тут расстарался? Ты чего это тут раскукарекался? На свадьбе поел, на поминки прилетел? Ряса требует мяса? – развеселился писатель от такого концерта. Подумалось ему в тот момент, что участвует он в розыгрыше.
– Аминь! – завершил меж тем таинство отец Ануфрий, совершенно не замечая окликов покойного. – До 40-го дня прочитывать Псалтырь по три раза полностью! – Давал настоятель последнее наставление. Наступила развязка и самая приятная часть всей процедуры. Поп жадно протянул свободную от кадила ручку, глазки при этом блаженно задрав к небесам.
– Ой, конечно же! – спохватилась вдовушка. – Одну секунду, батюшка.
– Почему так дорого? Может, сойдёмся на половине цены? – не выдержала любимая тёща.
– Слабовато ты, дочь моя, своего зятя ценишь, – отрезал поп. – Скажи спасибо, что так! Мы ведь кого только что отпевали? Молчите?.. Праведника благочестивого? Быть может, мученика добросовестного или же брата во Христе? Как бы не так! Включай голову, подсказываю без подвоха… Правильно киваешь: отпевали мы известного на всю округу богоборца. Должно быть каждому понятно, что на отпевание богоборцев, самоубийц, иноверцев и некрещёных у святой церкви наложено табу. Так что будет вам скряжничать. Случай дюже исключительный.
– Ай, маменька! Вечно вы, куда не надо, залезете, – вовремя прибежала вдова с тугим кошелём. – Без вас давно уже сговорились.
– Молчу, молчу! – попятилась в сторонку старуха. – Благословите, святой отец…
– Благословляю! – нетерпеливо перекрестил тёщу поп, а сам раскрыл ладонь. Тут же в ладонь эту щедро насыпали монет. Поп задумчиво горсть медяков да серебряников в руке взвесил, и, видимо оставшись довольным, собрался было отчалить.
– Ау, Клавка! Ты чего, совсем рехнулась? – закричал писатель. – Ты куда деньгу кладёшь? Обратно из этих цепких лап ведь не выдернуть!..
– Поминальное молитвословие за упокой души усопшего на сорок дней заказывать будем? – выдал батюшка на прощание, будучи уже одной ногой за порогом.
– Мы подумаем… – живо подключилась тёща, явно желая поскорей закрыть эту неприятную тему.
– Вряд ли нам сейчас такое по карману, святой отец, – горюнилась дочка. – Как-нибудь в другой раз…
