Пятая картина
Живая вода
Интерлюдия
Рука об руку шли сыновья и дочери Старших. Были они частью Единого, но разделили силы Его согласно Закону. Одни из них назвали себя хранителями, другие стали странниками, третьи и четвёртые – защищали и изучали миры.
Любой из них по отдельности был неизменно силён, прекрасен и целостен, – однако словно птица однокрылая. Лишь вместе, соединяясь в своей истинной паре, в союзе идеальном, могли они продолжать дело Праотцов и Праматерей своих. Лишь вместе будучи, достигали они высот невиданных, постигали неведомое и сокрытое.
Лишь вместе они могли творить новое.
И дали тогда дети Старших имя тому драгоценному, что связывало их, как мужчин и женщин, друг с другом; тому, что давало силы их крыльям невидимым.
И имя это было – Любовь.
Земля превратилась в бесконечную слякоть, но дождь всё не унимался. Северный ветер гнул деревья. Прячась от его порывов, всадница склонилась ближе к лошадиной шее. Она привстала в седле, почти касаясь лицом мокрой гривы.
Её серая кобыла перепрыгнула через набухший от воды ручей и вылетела в поле. За полем начинался лес, за ним снова открывалась равнина. Здесь теней было меньше, но и наезженный тракт заканчивался.
Впрочем, дорога ли – бездорожье, как бы быстро ни мчалась всадница, от тех, кто следовал за ней по иным тропам, уйти было невозможно. Странница знала, что от погони ей не спрятаться ни под землёй, ни в воде. Разве что в небе или…
Она миновала луга и вновь свернула на большак. Вскоре из-за поворота показался межевой столб: «Интальнѝр». Город!
Позади раздался шорох, девушка обернулась – никого. Лишь кусты вдоль дороги хлопали ветвями на ветру. Однако в сгущающихся сумерках всадница приметила то, что не разглядел бы обыкновенный человек.
Она настойчивее ударила лошадь по бокам, посылая галопом. Ей вслед протяжно завыли волки.
* * *
В стряпущей избе было жарко. В воздухе стоял пар и запах тушёной баранины.
Пин Сѝтна обжарил на сливочном масле золотистый лучок и, убрав сковороду с огня, добавил к нему измельчённый чеснок. Затем повар окунул в кипяток горсть сладких томатов, но уже через миг вынул их и ополоснул холодной водицей. После этого он аккуратно снял кожицу с мягких плодов, порезал на дольки и слил вместе с соком в поджарку.
К тому моменту коренья в мясном наваре уже порядком протомились. А извлечённая из него баранина – остыла. Можно было отделить мясо от кости и вернуть его обратно в похлёбку вместе с поджаркой и красными заморскими ягодами.
Томаты повар уважал. Всякому блюду они придавали особенный вкус, раскрывая новые нотки. А вот его гостья на это действие глядела искоса. Можно подумать, музыканты понимают толк в приготовлении пищи!
Однако манеру Пина Ситны не резать разварившееся мясо, а рвать его пальцами, девушка оценила. Она сказала, что сталь отнимает жизнь не только тела, но и души. В данном случае – души блюда. Можно подумать, музыканты что-то понимают в стали!
Странная девчонка – песни пела грустные, но красивые и пронизывающие до самой печёнки. Когда она брала в руки гитару, в корчме смолкали самые горячие споры. И даже грубиян Гхор Рыжебород нет-нет, да и шмыгал носом, украдкой вытирая глаза.
А вот разговаривала гостья мало. От расспросов она отворачивалась, будто пряча что-то; всё смотрела в никуда, да вздыхала горько. Но что уж там скрывать? Знамо дело – мор прокатился по деревням. До Интальнира болезнь не добралась, а вот южнее, ближе к Серому лесу поселений выкосила немало. Пришлые странники сказывали, что нашлось лекарство от беды. Да погибших оно ведь не вернёт…
Старик Пин сжалился над певуньей (да и её музыка привлекала постояльцев). Повар и одновременно хозяин корчмы «Сломанное колесо» выделил гостье отдельную комнату. Однако та оказалась наглющей! Видишь ли, затребовала купель себе да горячую воду.
Накупавшись и отдохнув, певунья пришла на кухню. Уселась и стала смотреть своими зелёными глазищами, как он стряпает. Когда же Пин Ситна спросил, почему её милость не желает откушать, как все гости, в общем доме, девушка улыбнулась не слаще самторийского лимона, и ничего не ответила.
Уже позже, вечером Пин Ситна понял, в чём был подвох. На постоялый двор «Сломанное колесо» заявились другие музыканты – «Лесные гитары».
Трое ребят и одна девица. Их в здешних местах не сильно любили. Вечно эти буйные головы заварушки устраивали.
То ли певцы встречались уже, то ли слышали что-то друг о друге. Увидев девушку, «Гитары» принялись выть, точно волки, а её такой-то лисицей обзывать. Сама певунья всё молчала да в толпу глядела, будто искала там кого-то.
Неприятно, конечно, да что они могли друг дружке сделать? Гитарой-то сильно не стукнешь. Скорее дорогой инструмент повредишь, чем голову кому-то разобьёшь. Ну уж и другие гости разбойникам намекнули, как следует себя вести во время священного Праздника. Покричали они и успокоились.
Надо заметить, что народу на Осеннее Равноденствие в Интальнир прибыло немало. Гуляли уже неделю, с самого полнолуния, и постоялый двор был забит, как бочка сельдью, ну а погода на улице стояла премерзкая. Все знают, что в священные дни боги взирают на мир с особым пристрастием. В это время полезно дела хорошие делать, проявлять гостеприимство, щедрость и тому подобное.
Пин Ситна не посмел выгнать забияк «Гитар». Он не долго думал, да и поместил их в комнату к певунье. А в качестве извинений за тесноту своей лучшей наливки им выделил, чтоб не ругались.
Память дальних миров вновь звучит для меня.
Раздели мои крылья — одни на двоих,
И последнею искрой родного огня
Вспыхнет плоть и душа для просторов иных.
Песня о Царевне и Фениксе1
Деревянные колонны корчмы, лестницу и стропила под высокой крышей украшали венки и гирлянды, составленные из ветвей мелкоплодника, падуба, боярышника и рябины, переплетённых разноцветными лентами и косами злаков.
Ставни были открыты нараспашку. В разбавленном осенней прохладой воздухе разливались густые запахи табака, жаркого, вина и яблок. Звенели голоса и смех.
Ужину в честь Праздника Урожайной луны мог бы позавидовать сам владыка Гиатайна! Вдоль стен были накрыты длинные столы. Гостям «Сломанного колеса» подавали жаркое из кролика с фасолью, тыквенную кашу со свининой, квашеную капусту с уткой и рябиной, курицу с грибами, сосиски из потрохов и копчёные колбасы.
Не обошли вниманием и гордость повара – баранину, тушёную с брюквой, морковью и красными заморскими ягодами – томатами. Всё это посетители «Сломанного колеса» обильно заедали хлебом и сыром, осенними фруктами и медовым вареньем, запивали пивом и наливками из вишни, сливы и груши.
Дженна подхватила с тарелки кусочек мяса и отправила себе в рот. Даже без лисьего ритуала девушка не ощущала ни веселья, ни печали. Не радовали её ни сочное жаркое, ни сладкие пироги. Руки её, чёрные от мёртвой воды и облачённые в чёрные же перчатки, наполнял холод. На душе было пусто.
