Где-то на северо-западе страны Хардар, среди густого леса у подножия горы приютилась небольшая проклятая деревенька. Ее численность вот уже на протяжении двух веков составляла ровно сто тридцать три человека. Она была окружена невидимым куполом, не выпускающим жителей деревни.
Именно мне довелось родиться в ней, чтобы спасти небольшое поселение от проклятья. Но я об этом даже не догадывалась.
Отец нам всегда говорил, что в любой ситуации у каждого есть выбор. Помню, как тогда с ним часто спорила, не соглашаясь.
– Ведь мы не выбираем родителей, – настаивала я, в разгаре дискуссии упирая руки в бока. По словам папы, так же вела себя моя мама, когда отстаивала свою точку зрения.
– Ошибаешься, Вукана, – грустно улыбаясь, мягко возражал отец. – Наши души, находясь на небесах, выбирают себе семью и путь, который им предначертан. Они видят как трудности, которые их ждут, так и все радости, что им предстоит испытать. И идут по выбранной дороге, совершая свои ошибки и приобретая опыт для последующего перерождения.
В это время все домочадцы затихали, с интересом вслушиваясь в глубокий голос главы семейства. Этим чарующим, гипнотизирующим интонациям его голоса позавидовал бы любой искусный сказитель.
– Тогда я не понимаю, почему некоторые души выбирают себе сложную жизненную дорогу? – не унималась, в действительности слабо представляя, как я, самостоятельно, зная все жизненные невзгоды наперед, согласилась родиться в нашей проклятой деревне. Нет, родителями я была вполне довольна. И хотя мать я не знала (она умерла при родах), папу обожала. Он никогда не бил и не наказывал нас. Да и в нашей Богом забытой деревне дети рано становились взрослыми, иначе здесь не выжить.
– Потому что из каждой прожитой жизни душа выносит определенный опыт, – позабавленный моим воинственным настроем, ответил отец. – И всегда ищет чего-то нового, чего у нее не было раньше. Так как нет предела совершенству.
– Какой опыт может быть в потере родных и близких? – сжимая кулаки от обиды и грусти, возникающей постоянно при мыслях о маме, которую так и не узнала, спросила я.
– Возможность научиться принятию реальности такой, какова она есть, – с застарелой болью на дне глаз тихо ответил самый опытный охотник в нашей деревне, и в комнате повисла тяжелая, словно душное пуховое одеяло, тишина.
– А какой опыт приобретает новорожденный, который не дожил даже до месяца, скончавшись на двадцать третьем дне жизни? – разрушила молчание хрипом, вспомнив о горе соседей, что год назад отпраздновали свадьбу, а недавно похоронили первенца, умершего от неизвестной болезни. Он просто сгорел за три дня.
– Пока был в животе матери, он мысленно общался с ней, постигая таким образом целый мир. И каждый день после рождения мать гладила его волосы, целовала его нежную кожу, а он знал, чувствовал ее любовь и ласку. Он жил недолго, но уходил из этого мира, постигнув свой опыт, любовь матери – главнее этого ничего нет…
И я ненадолго затихала, обдумывая слова папы. Но через несколько минут вновь нарушала тишину, но уже какую-то спокойную и уютную. С громким треском прогорающих поленьев в большой выбеленной печке, с тихим скрежетом пера по бумаге (Никита учился писать буквы), едва слышным пыхтением Ульяны, возившей старым безухим медведем по полу, и тихим почмокиванием Олеси в колыбельной.
– И что, всякий раз надо искать преграды, чтобы жить на земле? – не унималась я, пытаясь осознать, но каждый раз не понимая сути разговора. – Почему нельзя выбрать легкий путь, без потрясений и ужасов? Избрать спокойствие и счастье?
– Потому что без лишений и трудностей душа не поймет ценности этих понятий, – подпирая сизую от двухдневной щетины щеку кулаком, испещренным старыми и новыми шрамами и серьезно смотря прямо в глаза, словно заглядывая в самую душу, ответил родитель. – Именно в горе мы познаем истинное счастье, потеряв кого-то близкого, мы начинаем наслаждаться каждой секундой, проведенной с другими любимыми людьми.
И пока я размышляла над смыслом сказанного, он раскрывал объятия, в которые с готовностью бросались младшие брат с сестренкой. Они были от второй жены отца, Ольги, которая недавно умерла, оставив троих детей без матери.
Мне тогда было десять лет, забота о доме и о сестрах с братом легла на мои худые плечики. Родитель ходил на тихую охоту, являющуюся единственным и опасным заработком в нашем богом забытом месте, а я хлопотала по хозяйству.
Когда отцу удавалось набрать целую корзину драгоценных грибов, у нас был самый настоящий праздник. Их можно было найти только в нашем лесу, за призрачной границей или куполом, как мы его называли, они не произрастали. Мы предполагали, что именно из-за зверей грибы у нас и появлялись. А так как их сбор был не только сложным, но и довольно опасным, они стоили достаточно дорого. Ценились они за их омолаживающие свойства. Но и пришлые торговцы не хотели терять выгоду. Так как покупать продукты мы могли только у них, то и цены они задирали соответственно. Что удивительно, но ни один торговец не оставался у нас на поселении, словно проклятие их не касалось. Но деревенских, кто пытался пересечь границу с ними, заклятие не пропускало.
Выручив за люпусфонгурум – так назывались грибы – практически целое состояние, отец закупал продукты, одежду и домашнюю птицу. Другие животные у нас долго не жили, просто не могли пересечь границу. Они начинали бешено орать и бежать прочь куда глаза глядят, лишь бы оказаться как можно дальше от нее. И неудивительно, ведь у животных хорошо развит инстинкт самосохранения. Была бы у нас возможность, мы тоже – всей деревней – давно сбежали бы как можно дальше от этих мест. Но у нас не было шансов. А у глупых птиц, видимо, этот инстинкт напрочь отсутствовал, так как они не только спокойно пересекали границу нашей земли, но и невозмутимо прогуливались в момент опасности по двору, тогда как мы в это время прятались по домам за тяжелыми дубовыми дверями и ставнями, а то и в холодном погребе.
Я на всю жизнь запомнила тот вечер. Накануне отец принес целую корзину грибов и еще полный небольшой холщовый мешок, в котором брал провизию на день. Продав его на следующее утро, мы купили не только необходимое, но и сладости. Нас очень редко баловали конфетами, так как люпусфонгурум было очень сложно найти, а на деньги, что мы выручали за те крохи, что удавалось, мы брали только самое необходимое. В основном только продукты и предметы первой необходимости.
Так вот, в тот вечер младшие сестры и брат с удовольствием ели свои лакомства. А я сидела на кровати и, откусив кусочек от сахарного петушка, остальное спрятала в платок под подушку. Увидев это, папа нахмурился и спросил:
