Не заметят деревья и птицы вокруг,Если станет золой человечество вдруг,И весна, встав под утро на горло зимы,Вряд ли сможет понять, что исчезли все мы.
Сара Тисдэйл, «Будет ласковый дождь» 1920 г.
Маршал протёр лоб аккуратно сложенным носовым платком и поднял взгляд на присутствовавших в его кабинете. В первую очередь он обратился к истцу:
– Итак, уважаемый Ибер Амьеро, вашего отца убили вечером на площади, в присутствии многих лиц, пока он слушал сказку. Вы утверждаете, что преступление совершил Инкриз, актёр бродячего цирка. Верно я записал с ваших слов?
Молодой человек восседал на массивном стуле, который всюду таскали за ним помощники, и едва доставал до пола мысками.
– Верно, – ответил он, – Есть несколько десятков свидетелей. Сейчас они напуганы и разошлись по домам. Полагаю, найти их будет несложно.
– Несложно, – эхом отозвался маршал, – Я сейчас вам представлю тех, кто будет заниматься делом. Без лишних слов, лучшие. Вот коронер Феликс, уже снискавший добрую славу. Он вовсю работал ещё в те года, когда внутреннее войско не переименовали в егерский корпус.
Давно старого коронера не видели в участке. Феликс отрешённо рассматривал новую люстру на потолке, закинув ногу на ногу. Его породистое, чуть обожжённое солнцем лицо совсем не двигалось, а шляпа скромно покоилась на колене. Истцу он только вяло кивнул, оставаясь в своих мыслях.
– А это, – продолжал маршал, – капитан Лобо. Он будет помогать с расследованием. Отличный стрелок и верный слуга закона.
Лобо коснулся полей шляпы в знак приветствия. Хоть он и был самым младшим среди присутствующих офицеров, решил тоже не расшаркиваться.
Маршал откинулся на спинку обтянутого кожей кресла, промокнул платком усы и поинтересовался у истца:
– Зачем, по-вашему, артисту прилюдно убивать столь известную личность?
– Месть, – без раздумий бросил Амьеро. – За танцовщицу, с которой отец позабавился накануне. Он увидел её на сцене и всё никак не мог успокоиться, хотя это сущая замарашка. С тех пор ходил сам не свой, пришлось организовать им свидание, с которого она ушла с приличным чеком в кармане. Но, видите ли, циркачи очень гордые оказались. Вечером того же дня Инкриз, её воспитатель, подобрался вплотную, да и полоснул отца по горлу. Мы узнали, что убийца давно не участвует в выступлениях, а тут вдруг вылез. Зачем бы это?
С заметным усилием Ибер Амьеро старался собраться с мыслями и сдерживать волнение, оттого отрывисто чеканил слова одно за другим. Его скошенный подбородок мелко дрожал.
– Вы связываете эти события. Стало быть, есть повод, – проговорил коронер, поглаживая седую бородку клином. – Обострённое чувство собственного достоинства? Если всё так, как вы изложили, Инкризу не сносить головы. Но поступок уж слишком безрассудный. Пока не знаю, что и думать.
– Есть и другое предположение, – продолжил сын убитого. – Кто-то приплатил ему круглую сумму. Такую, за которую стоит всем рискнуть. У нас немало конкурентов, а время сейчас неспокойное.
– Это даже больше похоже на правду, – кивнул егерский капитан.
– Дозор вернулся ни с чем, – маршал смерил взглядом поверенных. – Больше новостей у меня для вас нет. Ну-с, ступайте на место преступления, господин Амьеро расскажет вам всё в подробностях. Разумеется, на Свалке, где проживали циркачи, их шайки и след простыл, но обыскать контейнер не помешает. Разузнайте как можно больше и немедленно выезжайте на поиски беглецов. Не забывайте докладывать всё вовремя.
– А нельзя ли выехать без лишних действий?! – возмутился истец. – Я битый час здесь нахожусь! Жду прибытия вашей милости, потом егерей… Циркачи же в пути и бегут всё дальше!
– Пешком бегут? – не выдержал Феликс. – Скатертью дорога, с концами скрыться не успеют. А вот преступление требует расследования. Обстоятельного. Кто, кого, как… – снисходительно постучал он ребром ладони о край казённого стола.
– Инкриз объявлен в розыск, – примирительно проговорил маршал. – Наши люди – не единственные, кто на него охотятся.
Ибер Амьеро утомлённо рыкнул:
– Они могли разжиться лошадьми за ночь. Хорошо, идёмте. Только быстрее!
Офицеры нахлобучили шляпы и вышли вслед за истцом. Блаженная прохлада и полумрак холла сменились жарой раскалённых улиц Экзеси. Ночь была душной, за несколько часов они не успели остыть. Сизые сумерки, пахшие гарью, без боя уступили солнцу. В такую рань спали даже кошки, и городок казался невозможно занюханным.
Амьеро уверенно шагал впереди, пружиня на своих коротких ногах, и не оборачивался. Лобо смекнул, что тот привык ходить со своими охранниками, вынужденными бежать за ним, как псы. Такое никуда не годилось. Капитан свернул в проулок, потянув за рукав коронера.
– Эй! Куда вы? – растерялся истец, оставшийся один посреди улицы.
– Старик, пивка не желаешь? Угощаю, – обратился к сослуживцу егерский капитан.
Феликс оживлённо кивнул.
Они сунулись в крохотный бар, зажатый между мастерскими, и заказали по кружке мутного лагера.
– Дай нам ещё гренок, любезный! – крикнул Лобо целовальнику в узкое окошко.
– Гренки будут через пять минут! – сварливо отозвались с кухни.
– Господа… Ну уж нет! – взорвался Амьеро. – Вы на службе и обязаны…
– Позавтракать, – беззлобно сказал Феликс, обмахиваясь шляпой. – Я обязан позавтракать. Сами видите, я немолод, в отличие от вашей милости, и скакать на пустое брюхо, точно степная собачка, уже не смогу. А скакать придётся высоко и резво. Хвала богам, эта конура с ночи ещё не закрывалась.
– Вы не переживайте! – хлопнул Лобо по плечу истца, от чего тот чуть не потерял равновесие. – Клоунам наверняка некуда податься, мы их мигом заарканим. Не бандиты же, не уйдут так просто.
Он схватил свою кружку с липкой стойки, сдул с неё пену, и та забрызгала Амьеро начищенные туфли. Феликс со спокойным любопытством наблюдал, как тот сделался из красного малиновым, точно младенец на горшке.
– И вы – лучшие у маршала?!
Лобо в ответ икнул.
– Немыслимо!
– Это у вас просто фантазия плохая, – вздохнул коронер, – мы казённые работяги, что бы вы там себе ни думали. Раскланиваться не умеем, но надёжны как никто.
Запах дублёной кожи и ружейной смазки вкупе с невозмутимостью на всех действует одинаково отрезвляюще, так что огрызался истец вполголоса.
Офицеры выдули свои пинты одним махом, вернули посуду на стойку, и Амьеро повёл их дальше, ускорив шаг.
Наконец они оказались на опустевшей площади. Вид открывался жалкий: ярмарка свернулась в смятении, оставив гирлянды пыльных флажков. Всюду валялись окурки и осколки пивных банок. Одиноко стояла на мостовой маленькая крытая деревянная повозка, выкрашенная голубой краской. На боку у неё причудливым шрифтом в круг красовалась надпись: «Судьба-Рок-Фатум». Сдвинув шторку, капитан подался вперёд и заглянул внутрь.
