В кабинет к главе сельской администрации, запыхавшись, без стука, вошла тётя Зина с почты:
– Михал Саныч! У нас ЧП – человек пропал!
– Как пропал, кто?
– Дык, баба Валя!
– Это которой за девяносто уже? Померла?
– В том то и дело, нет её нигде!
– Постой, она уж три года, как почти не ходит. Может, её просто родственники забрали?
– Дык, родственники вот и обнаружили, что её нет! Они уж весь дом и всё рядом пролазали, и в бане и в дровянике, мало ли где упала – нет её!
– Так надо полицию вызывать.
– Ну, полиция полицией, а ты давай народ собирай, искать надо, она же вряд ли далеко ушла!
– Ладно, сейчас сообразим что-нибудь.
«Ох, вот ты и собери народ!» – подумал Михал Саныч вслед тёте Зине. Его планы съездить на вечернюю зорьку сегодня похоже накрылись. «А может ещё и найдём? Может из дома вышла и забыла где живёт, глядишь, ещё и успею» – подумал глава и поспешил к дому бабы Вали, где уже и без него собралось несколько мужиков.
Решили разделиться, одна группа ещё раз обойдёт всю деревню, а другая направится по дороге в лес.
– И канавы осматривайте вдоль дороги! – скомандовал Михал Саныч.
За лесом на холме когда-то стояла деревня, там жили родители бабы Вали. Была там и церковь, правда осталась от неё только груда битого кирпича, поросшая берёзками.
Вот уж несколько лет Валентина Дмитриевна жила как в тумане, всё забывала, плохо видела и едва слышала. Но прошлой ночью почувствовала, как вдруг прояснилось её сознание, как все события жизни заиграли в её памяти отчётливо и ярко, в том числе события всех последних лет и дней. Она понимала, время пришло, поэтому, не дожидаясь утра, тихонько вышла из дома и отправилась по дороге через лес в заброшенную деревню.
Валентина Дмитриевна помнила эту церковь, помнила, как её разрушали. Собственно никто её специально не взрывал и не ломал. Сначала там сделали склад, потом там стала протекать крыша, но вместо того, чтобы отремонтировать, решили разобрать стены на кирпич. Толком с этого ничего не вышло, но дело завершили дачники, сборщики металлолома и искатели кладов.
Про эту церковь ходили разные легенды, что когда-то она была на территории барской усадьбы, и из церкви был сделан подземный ход, который выводил… Никто не знал куда, но говорили, что там последний барин спрятал свои сокровища, а оба входа завалил. Много народу искало эти подземелья, но никто ничего не нашёл.
Вставало Солнце, Валентина Дмитриевна шла по заросшей дороге. Воспоминания из детства нарисовали и церковь и дома и тропинку в поле, поворот к роднику, где раньше была пивоварня. Вспомнила она всех своих знакомых детства и юности, из которых уж никого не осталось, она – последняя. А вот здесь был её дом в детстве. Она постояла у крыльца, и пошла от него, через поле, дальше…
Это было странное чувство, с каждым шагом сил у неё не убавлялось, а наоборот, как будто было легче, легче идти и легче дышать. Куда шла она, что вело её – ожившая память!
Ей было года три, её бабушка гуляла с ней. Она помнила её старенькой-старенькой. Шли они через это самое поле, за пивоварню, дальше и чуть правее был овраг с очень крутым склоном. Бабушка взяла её на руки и спустила вниз. Там был ещё один родник, который вытекал из небольшого грота-пещерки. Бабушка оставила её на берегу ручья и сказала: "Я сейчас уйду, а ты останешься здесь, но ничего не бойся! Придёт время, и ты всё вспомнишь! Но сейчас за мной не ходи!" Бабушка её скрылась в гроте, а маленькую Валю нашли через несколько часов. Она стояла у ручья, не плакала, потом… потом она ничего не помнила.
Вот этот крутой склон оврага, он сильно зарос. Валентина Дмитриевна стала спускаться, хватаясь за стволы деревьев. Поскользнулась на влажной глине, упала.
Открыла глаза – огромное высокое небо над головой.
– Валя, Валя! С тобой всё хорошо, дочка? Как ты тут оказалась?
Она посмотрела на своего отца, на его огромное, потное, встревоженное лицо.
– Меня бабушка сюда привела – ответила она.
– Какая бабушка?
– Моя бабушка, старенькая такая.
Отец ничего не ответил, взял её на руки, и так и нёс до самого дома.
Вечером отец сказал матери шёпотом:
– Говорит, что бабушка её туда отвела.
– Ой, да поди со страху, ушла, напугалась, вот и придумала, уж она свою бабушку и не видела никогда…
Валентину Дмитриевну через месяц объявили пропавшей без вести. Михал Саныч уволился и теперь не пропускает ни одной вечерней зорьки. "Да и какая тут работа! После того, как та бабка пропала, такая чертовщина в деревне началась, это уж без меня!" – всё твердил он.
У Геннадия Петровича, единственного сына Валентины Дмитриевны, у самого давно уже были внуки. Жил он в городе и недавно вышел на пенсию. Он давно уговаривал свою маму переехать в город, и всем рассказывал: "Вот ведь упрямая! Никак не хочет переезжать! Я ей, мол, случись что с тобой, в вашу глушь и скорая-то не доедет! А она – нет, умру, говорит, в своём доме!" По правде сказать, Геннадий Петрович предлагал лишь потому, что знал, что мама откажется, а переезжать-то было некуда.
Жил дядя Гена в двухкомнатной квартире со своей женой тётей Леной, младшей дочкой Сашей и внучкой Ирочкой. Два года назад Саша развелась и вернулась жить к родителям.
"Полный дом баб, а приготовить некому!" – сетовал Геннадий Петрович и уезжал на день-другой к маме, в деревню. Уж как бы баба Валя себя ни чувствовала, а накормить сына – святое дело!
Тётя Лена редко составляла ему компанию. Взаимная неприязнь у них со свекровью началась с первого дня знакомства. Её так и не удалось преодолеть. Прямых конфликтов было мало, но если можно было избежать встречи со свекровью, тётя Лена избегала.
За последние полгода дядя Гена был у мамы всего-то раза три. Видел, что сдаёт она, понимал, что скоро…
В этот раз Геннадий Петрович настоял, чтобы ехали в деревню все вместе.
– Надо всем свежим воздухом подышать! А то, что это такое, усадят ребёнка перед мультиками этими жуткими! А девочке надо бегать, прыгать, развиваться!
Был он резок и даже агрессивен, и своего добился. Тётя Лена согласилась ехать, но сказала, что в дом заходить не будет. Дочка Саша лишь вздохнула, она знала, что когда отец в таком состоянии, то будет продолжать зудеть, пока все не сделают, как он скажет.
На самом же деле Геннадию Петровичу было просто страшно ехать одному. Накануне ему приснился очень странный сон, о котором он не стал никому рассказывать.
"Гена! Гена!"– звала его мама. Он увидел её лицо, такое молодое, сияющее. "Я сейчас ухожу, но скоро вернусь за тобой, ты меня дождись, хорошо?" – её молодое лицо покрылось морщинами и исчезло в темноте. Он сам оказался на вершине холма, на груде кирпичей, из которой росли берёзы. Шёл дождь, небо становилось всё темнее и темнее. "Я вернусь, ты дождись!" – снова зазвучал голос матери, словно дальние раскаты грома.