Музыка свадебного шествия всегда напоминает мне
военный марш перед битвой.
Генрих Гейне
На вилле «Афродита» царил праздничный переполох.
Все мылось и чистилось, обновлялось и приводилось в порядок. То и дело раздавался веселый женский смех, быстрый топот ног по коридорам, громкое звяканье посуды и приборов, тонкий, мелодичный звон бокалов.
Было слышно, как хозяйка виллы Ирини, полностью оправившись от событий последних дней, энергично руководит персоналом, не давая ему ни минуты для безделья.
Старый садовник Христос, одетый в свой неизменный выгоревший на солнце джинсовый комбинезон, носил цветы охапками из своего сада, передавая их разрумянившимся веселым горничным, старательно расставлявшим их в вазы по всей вилле: на ступенях, на галерее, на обеих террасах и особенно пышные красивые букеты – на столах в ресторане, где готовился праздничный стол.
То и дело к вилле подъезжали машины, высаживая новых и новых людей, – это прибывали первые гости. На вилле «Афродита» готовились отметить свадьбу молодого хозяина Димитроса и его прелестной Марии.
Катерина – администратор и старшая горничная в одном лице – с ног сбилась, стараясь разместить гостей на отдых перед праздником в освободившихся номерах.
Многие из прибывающих оказались близкими или дальними родственниками, шумно и радостно узнавали друг друга еще на ресепшн, обнимались, хлопали по спинам и, не желая расставаться, шли веселой компанией в один номер, где – в тесноте, да не в обиде! – и приводили себя в порядок, отдыхая за разговорами и звоном винных бокалов до того момента, когда их пригласят за праздничный стол.
– Босс, я с ними скоро с ума сойду! – плачущим голосом сказала Катерина, проводив глазами очередную компанию прибывших гостей человек в пятнадцать родственников, что веселой гурьбой, а кто-то уже и приплясывая, и напевая от полноты чувств, направились в номер, рассчитанный на четверых. – Они мне весь порядок расселения нарушили, я уже понятия не имею, кто и в каком номере поселился!
Человек, к которому она обратилась с такой необычной жалобой – подтянутый мужчина, на вид лет сорока пяти, ростом выше среднего, с худым и волевым лицом, которое совсем не портил тонкий белый шрам на левом виске, только вошел на небольшую площадку, где располагалась стойка администратора. Выслушав девушку, он широко улыбнулся и ответил ей тоже по-русски.
– Катя, во-первых, я уже сложил с себя обязанности управляющего виллой в тот же день, как Димитрос вернулся из полицейского участка, следовательно, я тебе уже не босс. Во-вторых, – помедлив, выбирая, взял он из вазы на стойке зеленое яблоко и внимательно осмотрел его со всех сторон. – Сегодня великий день, которого мы все так долго ждали. Думаю, что можно закрыть глаза на небольшое нарушение порядка расселения. Да и надолго гости не задержатся, завтра к вечеру ты снова вздохнешь спокойно, – он весело подмигнул девушке, вгрызся зубами в нежную, сочную мякоть яблока и замычал от наслаждения.
– Нет уж, босс, – возразила Катерина. – Димитрос снова отсутствует, у него возникли дела. Он сказал, что поехал забирать старика Спанидиса, чтобы привезти его сегодня на праздничный ужин во что бы то ни стало. Спанидис как самый старший гость и его крестный будет посаженным отцом. А только потом он привезет Марию. Так что, часа два, а то и три, его еще не будет, и корабль снова без капитана! А завтра до вечера я с ума сойду, если мне не выделят кого-нибудь в помощь: мне и от стойки не отойти, и в номерах надо посмотреть, что там и как, и на ужине помочь, да и потанцевать бы!
Алекс Смолев весело рассмеялся. Без Костаса Катерине точно не справиться. Кстати, прекрасная идея, подумал он. Вот пусть вдвоем и займутся делом.
– Катерина, зови Костаса, и дело с концом! Свадьба ваша не за горами, пусть тренируется, – скомандовал он старшей горничной.
– Ой, правда можно? – обрадовалась та. – А то он стесняется, говорит, что матушка Ирини его гоняет. Ну, он, конечно, бывает шумноват… Такой балбес! И как я собралась за него замуж?
– Очень удачно собралась, – улыбнулся Алекс. – Костас – отличный парень, добрый, надежный и толковый. Зови. Под мою ответственность.
Катерина, не откладывая, набрала телефон жениха и сообщила ему решение Алекса. В ответ в трубке раздался такой дикий рев радости, что она покраснела и поспешила поскорее нажать кнопку сброса.
Алекс снова весело рассмеялся, помахал на прощание рукой смущенной горничной и, продолжая хрустеть сочным яблоком, отправился в своей номер немного отдохнуть перед праздничным ужином.
Приняв душ, надев легкий халат и попутно захватив с собой пришедшую на его имя корреспонденцию, он вышел на балкон своего номера, откуда открывался потрясающий вид на живописную бухту Хоры.
Дневная жара уже спала, свежий ветер с моря – отличительная черта Наксоса – приятно холодил и освежал кожу.
Алекс распечатывал конверты и быстро просматривая содержание писем, откладывал их в сторону, прижимая к столу тяжелой стеклянной пепельницей, чтобы ветер не подхватил белые листки и не разметал их по воздуху. Сам он уже лет пятнадцать не курил, но попросил пепельницу, чтобы использовать ее как пресс-папье. В конвертах, в основном, были предложения и буклеты от местных виноделов, с которыми он вступил в ознакомительную переписку по предложению Димитроса.
Островитяне не особо жаловали электронную почту, а кто-то из них и вовсе никогда о ней не слышал. Работая десятилетиями на земле, они были поборниками старых традиций во всем и замечательные достижения прогресса в сфере коммуникаций были для них словно песок, летящий по ветру. Сегодня одно выдумают, завтра другое, – рассуждали они, – такая суета не для нас. Вино не терпит суеты. Чем плохи старые добрые письма в конвертах?
И здесь Смолев был вполне с ними согласен. Поэтому он и сам планомерно и не спеша исследовал остров, его возможности и виноградники. Идея приобрести собственный виноградник и самому заняться виноделием не отпускала его по-прежнему.
Среди десятка писем от виноделов он обнаружил и отложил в сторону плотный конверт с мадридским штемпелем, на котором в разделе «отправитель» значилось: «Благотворительный Фонд Карлоса и Долорес Мойя, Мадрид».
Видимо, там были документы, о которых писал ему покойный синьор Мойя в прощальном письме, прося его стать полномочным представителем своего Благотворительного Фонда на острове.
