…Если возникла необходимость тихо спустить газы, следует раздвинуть пальцами ягодицы и затем, чтобы не выдавать себя запахом, быстро развеять запах махами ладони, не производя при этом шорохов.
А. Н. Медведев.
«Рецепты выживания для лазутчиков»
– Сегодня потащут! – с загадочной уверенностью заявил Синицын. Дымчатое солнце уже выкатилось в пространство между вершинами и из последних осенних сил пыталось прогнать с перевала холод прошедшей ночи.
– Зуб даю – сегодня они эту гадость через нас попрут! Крайний срок. Контракт…
Виноградов лениво приоткрыл один глаз, но промолчал – спорить не имело смысла. Считалось, что из чисто вымытых окон местного УВД виднее. Поэтому Сережа Синицын, прикомандированный к сводному отряду питерским Управлением, уже третьи сутки торчал здесь, изображая перед населением столичного корреспондента: щелкал пустым «Зенитом», приставал ко всем с вопросами и старательно чиркал что-то в красивом кожаном блокноте. Он оброс бородой и выглядел полным идиотом, что вполне вписывалось в образ и, по мнению начальства, должно было обмануть «их» разведку. Ведь, кроме следователей и журналистов, русских без погон здесь не было со времен прошлогодней резни.
– Эй, кто там! Готово все, идите завтракать!
Виноградов повел носом и приоткрыл второй глаз – из-за осыпавшегося дувала робкий дымок доносил запах куриного концентрата; встал, потянулся. Подхватил прислоненный к сырым и холодным камням автомат:
– Пошли, писатель…
Синицын уже держал наготове глиняный кувшин.
– Давай полью! А потом ты мне.
Фыркая под ледяной струей, Виноградов подумал, что хоть с этим-то на кордоне проблем нет: горный источник, чудо природы, исправно снабжал служивый люд и путников кристально чистой и вкусной водой. Говорят, со времен Тамерлана…
– Зубы надо бы почистить. И побриться тоже!
– Надо, – согласился оперативник, не предпринимая, впрочем, в этом направлении никаких телодвижений. Собственно, и капитан Виноградов, произносивший ставшую почти ритуальной фразу изо дня в день, на практическое воплощение своих смелых идей в жизнь не рассчитывал.
– Утро доброе!
– Приветствую. Помогите-ка…
Хранитель очага, щуплый сержант по прозвищу Долгоносик, подхватил металлический штырь, на котором покачивался котелок, и с помощью Виноградова снял с костра ароматное варево.
– Ждать заставляете, ваши благородия!
– Ну, ты еще повякай! – Одновременно с Синицыным и капитаном к огню со стороны трассы подошел здоровенный мужик, командир второго взвода с характерной фамилией Медведев. Уезжавший из Питера старшиной, приказ о получении первого офицерского звания он услышал уже в горах; погон лишних, естественно, ни у кого не оказалось, Виноградов спорол свои с ватника, поэтому младший лейтенант Медведев следами от вырванных с мясом звездочек больше всего напоминал трижды разжалованного капитана.
– Ишь, разговорился! Водитель кобылы. Окопался тут, понимаешь, при кухне!
– Зря ты так, – вступился на набычившегося Долгоносика Синицын. – Он что, виноват, если какой-то кретин в министерстве прикомандировал к отряду милиционеров-водителей, а машины выделить забыл?
– Я в строй просился! Понял, Медведев? – Сержант был самолюбив, как большинство коротышек. – Сам жратву готовить будешь, понял?
– Ладно, хватит, – осадил всех на правах старшего Виноградов. – Хватит, Медведев! Озверели. Бойцов не пора будить?
– Пусть дрыхнут, – пожал плечами взводный.
– Десятый час. – Посмотрев на часы, Виноградов принял решение: – Давай, кашевар! Поднимай ребят, остынет.
Когда шаги Долгоносика затихли за углом, командир взвода сунул в карман облизанную насухо ложку, встал и со вкусом помочился – не то чтобы у самого костра, но…
– Ка-айф!
– Ну ты вообще… – выдохнул оперативник и покосился на капитана.
– Да-а… Знаешь, есть офицеры милиции и эти, как их… А! Менты в офицерских погонах.
– Точно.
– Вы о чем это? – подозрительно оглядел их вернувшийся на свое место Медведев.
– Как бы тебе объяснить… – Закончить капитан не успел: в «столовую» шумно ввалились бойцы – щетинистые, вооруженные, с отчетливым запахом мужчин, шестые сутки спящих в одежде. Кто-то зашелся простуженным кашлем курильщика.
– М-да-а…
Там, далеко, за две тысячи километров отсюда, в родной северной столице, их – личный состав одного из самых элитных подразделений МВД – узнавали не только по физической подготовке и лихой беспощадной храбрости: притчей во языцех, предметом бесконечных, хотя и опасливых, подначек и шуток со стороны городских милиционеров было пестрое и довольно безвкусное обилие нашивок и шевронов на форме. Они превращали офицеров и сержантов Отдельного оперативного отряда милиции в некое подобие хоккейного нападающего или афишной тумбы времен заката русского царизма. Сейчас же здесь, в горах, что-то из этих блестящих штучек и бирочек отпоролось само по себе, над чем-то, как, например, над огромной четырехбуквенной аббревиатурой «ОООМ» на спине, пришлось поработать ножом и бритвой.
Бережно хранились только нарукавные питерские шевроны да клинышек трехцветного государственного флага на берете. Даже к погонам отношение было неоднозначным: офицеры отдавали предпочтение армейским, с зелеными звездочками, а сержантский состав вообще предпочитал обходиться без подобных излишеств, мол, свои и так знают, а под чужих снайперов подставляться резону нет вовсе.
– Пойдем, Сергей.
– Пошли.
Высыпая из-под ног острые струйки камней, капитан Виноградов направился вверх, к дороге. Синицын двинулся следом.
Если бы Владимиру Александровичу Виноградову пришлось описывать место, куда его на этот раз занесла неугомонная милицейская судьба, он, наверное, начал бы с того, что здесь называют трассой.
Желтая грунтовая дорога шириной в полтора грузовика, извилистая, прихотливо горбатая. Полоска обочины, порой достаточная для запрокинутого остова сожженного бронетранспортера, а порой исчезающая вовсе. Почти отвесные бурые скалы, стискивающие трассу с обеих сторон и нехотя расползающиеся где-то там, вверху, почти за облаками. Грязный мох, колючки кустов, сведенные судорогой стволы редких деревьев – и ветер, беспощадный и вечный ветер горного перевала.
Капитан новичком на Кавказе не был. И хотя в недавнем прошлом, в советские еще времена, пройти здесь веселым туристом ему не довелось, начавшийся период Большого Развала с лихвой восполнил этот пробел в биографии Виноградова.
Сопливым опером середины восьмидесятых, мотаясь по стране с уголовными делами на спекулянтов и взяточников, он застал еще сказочное гостеприимство местных коллег: цветастые застолья в неприметных и укромных ереванских шашлычных, оплаченный начальником районного ОБХСС номер в отеле с павлинами на берегу Каспия, шумные вояжи вереницы мигающих «Волг» в сухумский обезьяний заповедник… Это потом уже были Наращен, бакинские погромы, эшелоны с беженцами; крестьяне в слезах, голодные дети, окровавленные женщины… Землетрясение – трупный запах и штабеля свежеструганых гробов на платформах. Республика горцев, стрельба по ночам, черные пиратские вертолеты, тонущий катер с красным крестом. Первые заставы на Вардино-халкарской границе, игры в казаков-разбойников, похожие на далекое детство, с той только разницей, что и казаки, и разбойники настоящие, а проигравшего убивают…
