Ночь стоит темная, как никогда. Через высокую кирпичную ограду перебирается человек. Пригибаясь и озираясь по сторонам, он бежит к дому, выстроенному в самом центре большого участка. Перебежав лужайку, человек прячется у низкорослого кустарника, обрамляющего дом по периметру. В окнах дома нет ни одного огонька. Кругом тишина. Все спит. Человек перебегает к крыльцу черного хода и осторожно поднимается по ступеням. Хорошо, что крыльцо бетонное и покрыто плиткой. Ни одного лишнего звука. Он недолго возится с замком и, одолев запор, открывает дверь.
…
– Посмотрите на подсудимого, – продолжает свою речь адвокат.
Говоря это, он протягивает руку в сторону одиноко сидящего на скамье в стеклянной клетке человека. При этом адвокат чуть потряхивает ладонью, акцентируя внимание присутствующих на то, куда необходимо смотреть, и всем своим лицом изображает сострадание к находящемуся в клетке.
– Кого вы видите? – вопрошает он, обращаясь ко всем и ни к кому одновременно, и тут же предлагает варианты ответа повернувшимся в сторону подсудимого присяжным: – Преступника? Беспринципного и бессердечного человека? Человека, который покусился на чужое добро? Того, кто наплевал на основы основ – на неприкосновенность частной собственности? Мало того, перед этим пришел к потерпевшим и пытался проникнуть к ним в дом обманом. Говорил, что готов выполнить любую работу, а на самом деле высматривал, как живут потерпевшие.
На лицах присутствующих действительно отражено презрение, неприязнь и у некоторых ненависть.
Адвокат делает небольшую паузу. В образовавшейся тишине отчетливо слышно, как кто-то из присутствующих зрителей, допущенных в зал суда, шепотом произносит:
– За решетку его, скотину.
По залу прокатывается общий одобрительный гул. Человек на скамье подсудимых съеживается. Некоторые присяжные одобрительно покачивают головой, поддерживая общий настрой. Даже судья, чья беспристрастность не должна вызывать сомнений, кривит рот в неприязненной ухмылке. Прокурор доволен и не сдерживает улыбку.
– Присмотритесь к нему внимательнее, – продолжает взывать адвокат, словно не замечая общего настроя.
Он все еще держит руку протянутой в сторону скамьи подсудимых.
– Присмотритесь внимательнее, – словно мантру повторяет он.
Несмотря на презрение и отвращение, взгляды присутствующих направлены на подсудимого. Все рассматривают человека в клетке, словно пытаясь выяснить, что же такое интересное предлагает им найти в этом негодяе адвокат.
Адвокат делает шаг к стеклу, отделяющему его от подсудимого, и после новой короткой паузы продолжает свою речь.
– Да, – соглашается он с общим настроем, – вы видите человека, преступившего закон. Видите того, кто тайно ночью проник в чужой дом. Того, кто пытался воспользоваться мирным сном потерпевших, чтобы украсть их собственность.
В зале одобрительно кивают. Все согласны с этими словами адвоката. Человек, запертый в клетке – вор. Вот только прокурор перестает улыбаться. Он чувствует, что за этим «разоблачением преступника» последует что-то, пока прокурору непонятное.
– Да, – вновь поддерживает общее мнение присутствующих адвокат, – он протянул руки к не принадлежащим ему ценностям: деньгам и украшениям, почти доведя, тем самым, свои преступные намерения до логического завершения. Кто он, этот человек, покусившийся на деньги, позарившийся на драгоценности? Он, по нашему общему с вами мнению, – вор!
Прокурор, который сам произносил в своей обвинительной речи нечто подобное, не на шутку напрягается. Судья отворачивается от подсудимого и внимательно смотрит на адвоката. На его лице читается неподдельный интерес. И только присутствующие зрители все больше и больше распаляются.
– Житья от этих сволочей нет.
– Чего тут рассусоливать? В тюрьму его и все тут!
Голоса становятся все громче. Судья вынужден отреагировать.
– Тишина в зале! – произносит он громко, постучав перед этим своим деревянным молотком по специальной подставке.
– Тишина! – повторяет он и добавляет для острастки: – Иначе всех удалю из зала!
Зрители подчиняются. Им хочется продолжения шоу.
Судья кивает адвокату, приглашая продолжить выступление.
– Да, по нашему общему мнению он украл! Он взял в руки то, что ему не принадлежит! – настойчиво продолжает обличать своего подзащитного адвокат.
Адвокат отходит от подсудимого и приближается к присяжным.
– Но давайте совсем ненадолго отвлечемся от всех тех драгоценностей и денежных знаков, с коими в руках, как мы слышали от обвинения, и был схвачен подсудимый на месте преступления. Давайте спросим себя – знаем ли мы, что за человек предстал на наш суд?
Присяжные молча переводят неодобрительный взгляд с подсудимого на адвоката, а зале вновь раздается недовольный шепот:
– Вор он, чего тут еще смотреть.
Одобрительный гул проходит по залу в поддержку невидимого оратора, столь категорично определившего, кто таков есть подсудимый. Подсудимый – вор!
Судья грозно смотрит в зал. Гул тут же прекращается. Никто не желает быть изгнанным.
– Знаем ли мы те причины, которые подтолкнули этого человека на неправедный путь? Понимаем ли мы его мотивы? Задумывались ли мы об этом?
Говоря это, адвокат поворачивается то к присяжным, то к залу. Все внимательно слушают адвоката.
– Человек преступает закон. Что же делаем мы с вами? Мы сразу ставим на него клеймо преступника. Мы не правы? Нет, мы правы! Мы правы, так как по законам государственным он и есть преступник. Он человек, преступивший закон и заслуживающий сурового наказания за свои деяния неправедные! Наказания, предусмотренного законами государства, в котором мы с вами живем! Которым мы с вами подчиняемся! И которым должен подчиняться каждый, включая подсудимого!
Адвокат возвышает голос и уже сам смотрит на подсудимого осуждающим и испепеляющим взором, словно вынося окончательный приговор, обжаловать который подсудимый не вправе. В глазах адвоката сверкают молнии, и он готов самолично растерзать того, кто находится сейчас на скамье подсудимых. Зрители довольны. Они получают то, зачем сюда пришли. И только прокурор уже стал мрачнее тучи.
– И вот мы с вами, не разобравшись в причинах, но действуя по законам светским, ставим на человека заслуженное, по нашему мнению, клеймо и отправляем его за решетку. Отправляем, на долгие годы разлучая его с семьей. Разлучая его с родными, близкими, с родителями, с детьми. С престарелыми родителями, которые в старости искали опору только в нем. С детьми, которые будут расти без отца.
Произнеся это, адвокат достает платок и быстро вытирает глаза так, словно в них что-то попало. В зале раздаются одиночные женские вздохи. Детей жалко.
– Сам виноват, незачем было в чужой дом забираться.