Александр Комарцов - Просто 4

1955 год, 30 марта. Это день моего рождения. Мои родители познакомились в посёлке Горенка Рязанской области. Отец после окончания института работал главным инженером карьера, а мама приехала на стажировку после техникума.

Их детство и юность пришлись на военные и послевоенные годы. У взрослых было достаточно других первоочередных забот, а, фактически, дети были предоставлены сами себе. Никто не читает нотаций, лекций по правилам хорошего тона. Хотя, мама училась в женской школе, там им преподавали танцы, именно правила хорошего тона, правильную осанку, манеры поведения, правила ведения беседы. Её отец был строгим родителем. Запрет на косметику, приходить домой не позже 10-00, и всякие всевозможные ограничения.

Когда мама уходила гулять, её отец садился в кресло напротив входа и ставил пустое ведро у двери. Опоздание лишало гуляний на несколько дней. Мама всегда с обидой вспоминала все эти запреты и наказания. Конечно, после окончания техникума и направления в посёлок Горенка, наступила свобода. Никакого контроля, никаких запретов. Роман, любовь, а потом появился я. Конечно, неожиданно, но, ничего не поделаешь.

Жили они в самом заштатном бараке, без коридора и крыльца, где с улицы сразу заходишь в комнату, которая является ещё и спальней, и кухней. За спиной у мамы входная дверь. И за ней уже улица. Ничего, настроение прекрасное, и даже вышивает крестиком. Я помню эту вышивку. Детского садика, конечно, также нет.

Я родился в Подольске, там жили родители мамы и на время родов она уехала к ним. Я люблю своих бабушку и дедушку. На фотографии мама перед родами в саду во дворе дома родителей.

Дед женился второй раз, первая жена во время войны оставила детей тётке и уехала. Она оставила троих детей, Володя старший, мама младше, и Валера. Валере было шесть лет, матери десять и Володе лет четырнадцать. На фотографии мама матери (в белой шапке) с сестрой.

Володя попал в плохую компанию, воровал, сидел, дед с ним не общался. А вот двоих младших и тянула тётка. В то время они жили в Казани. Дед после Победы вернулся с авиационным полком в пригород Москвы – Кузнечики, там они стали базироваться. Дед был военным лётчиком, закончил войну капитаном. В Подольске лётчикам всего полка построили дома. У деда был адрес: 2-Пилотная. Были и первая, и третья. Целыми улицами жил полк. Когда дед узнал, что жена уехала, он женился на вооруженнице их же полка. Мария Ермолаевна. Дед забрал детей и Мария Ермолаевна сразу стала матерью троих. Прекрасная, добрая и спокойная женщина. Мама и Валерик её любили. До 1960 года дед служил, а потом по представлению Хрущёва военная авиация стала сокращаться и деда отправили в запас. В 1952 году у них с Марией Ермолаевной родилась дочь Галя.

Потом родился я.

Счастливый отец взял бабушку и дедушку и приехали забирать меня в роддом на стареньком Козле. Так назывался Горьковский внедорожник ГАЗ-69. Потом вернулись в Горенку, отец работал, мама нянчилась со мной, я – рос. Один раз лежал на спине на диване, а ведь даже ползать не умел. Электрическая плитка стояла на полу около дивана, комната была маленькая, места мало. Мама поставила вариться суп и отвлеклась. И я нырнул вниз головой в эту кастрюлю с кипящим супом. Телефонов тоже не было. Мама позвала соседку, которая была более опытной матерью, они смазали меня всего подсолнечным маслом, и всё. Ни врачей, ни скорых помощей, ни реанимации. Кожа вначале вздулась вся пузырём, а потом слезла чулком. Шрамы, конечно, остались, но, под волосами не видно. Я долго не разговаривал, врачи говорили, что это после такого стресса. Потом стал разговаривать, но, очень заикался. Начинал слово и не мог его закончить.

Подольск, о нём у меня много воспоминаний, и ранних детских, и юношеских, и когда уже приезжал туда отцом семейства. Почти все мои детские фотографии сделал мой дед, Семён Кириллович Ларионов. Он ещё на фронте вылетал на аэрофотосъёмки вражеских позиций. Все архивы, все негативы он хранил во Дворце пионеров, где после ухода в запас работал и вёл фотокружок. Там была вся фото биография его полка, снимки из воздуха позиций врага, бомбёжки. Фото горящих городов Германии, Берлина. Дворец пионеров сгорел вместе со всеми архивами.

Помню ещё такой случай. Мне неполные четыре года. Меня с санками отпустили на улицу гулять. Была зима, бульдозер чистил снег с дороги. Он ехал медленно, я зацепил свои санки за его фаркоп сзади и счастливый поехал. Только через некоторое время тракторист решил включить заднюю скорость. Включил и поехал. Слава богу, шли люди и увидели меня. Еле успели вытащить из-под трактора. Очень активный ребёнок, лез везде. После этого случая моя речь стала ещё хуже. Я уже не мог сказать ни одного слова. Медицина в то время была никакая, ни к одному врачу по поводу моей речи родители даже никуда не обращались.

Родители взвыли. Попросили бабушку на время забрать меня к себе в Заветное. Приехали бабушка с тётей Валей. Была весна. Хорошо помню их приезд. Мы поехали в поле собирать цветы, я никогда не видел таких просторов. Безбрежная степь и цветы. Столько восторга и счастья у меня никогда не было. В этот день отец много фотографировал. Я думаю, эта поездка в поле дала самые яркие впечатления в моей детской жизни. И эта поездка в поле решила всю мою дальнейшую судьбу.

Дочь бабушки Евдокии Валентина ещё в начале пятидесятых вышла за муж. Её направили в Челябинск после окончания медицинского института, там она познакомилась с секретарём ВЛКСМ тракторного завода Виктором Веселовским. Красивый молодой человек, бурный роман, любовь. Он сделал предложение, и они поженились.

Валя очень любила детей, но, когда она забеременела, Виктор сказал, чтобы она делала аборт. Сказал, что хочет пожить пока для себя. Валя не стала ничего делать, но, на фоне стресса у неё случился выкидыш, и врачи сделали заключение, что у неё никогда не будет детей. Не знаю, наверное, там ещё что-то было. Валя в горе уезжает от Виктора к своей маме в Заветное, долго болела, лечилась, здесь ещё желудок начал болеть. Бабушка рассказывала, что она тогда просто не хотела жить. Чтобы уберечь дочь, она и решила уговорить моих родителей. Мама же хотела, чтобы я немного пожил с бабушкой и Валей в Заветном. На этом поле и решилась моя судьба. Это немного вылилось в восемь лет.

После поля мама окончательного согласия ещё не дала, и Валя с бабушкой уехали. А в феврале Вале стало хуже и бабушка вынуждена была ехать сама за мной в Горенки. Помню, как мы ехали в поезде, а потом пошли на автобус. Был март, распутица, посреди дороги была огромная лужа. Я вырвал руку у бабушки и встал в самый центр глубокой лужи. Бабушка бегает вокруг, а сделать ничего не может. Лужа глубокая. Хорошо, что шёл мужчина в сапогах и помог. Меня возмущало, что Гена остался с родителями, а меня отдают бабушке. Это же несправедливо! Мне было очень обидно и горько.