Наталья Захарцева (Резная Свирель) - Просто шли по дороге звери…

© Наталья Захарцева, текст, 2023

© Алиса Ананьева, иллюстрации 2023

© Dream Management, 2023

Можешь верить или не верить, может, правда, а может, небыль.

Просто шли по дороге звери, по дороге, ведущей в небо.

Котик, мишенька и зайчатка. Вдоль дороги росла просянка, и слова у них не кончались, и болтали о разном-всяком звери плюшевые, живые, сны и ватное одеяло.

Даже волки на них не выли, даже солнце на них смеялось.

Бесконечно тянулись числа, города поднимались, страны.

Звери шли, и добром лучились, и несли в мягких лапах странность.

Был зайчатка пушистым, белым, с носом розовым и цветочным. И навстречу беда болела в каждой клеточке, в каждой точке.

К ним беда – как старуха в чёрном, выжигая остатки счастья.

«Я же смелый», – сказал зайчонок.

«Я же справлюсь», – сказал ушастый.

Словно он не зверёк, а ветер. Окна хлопали, как ладоши.

И не стало беды на свете, и нигде не болело больше.

Оставляли тираны троны, поджимали шпионы жала.

Просто шли по дороге трое, и усталость от них бежала. Падал с ветки созревший жёлудь. Звери шли и сочились мёдом: котик, зайка и медвежонок, три довольных весёлых морды.

И любовь к ним спустилась плавно на серебряном парашюте.

Косолапый сказал: «Ну ладно»,

«Я же сильный», – сказал мишутка.

И взвалил её на закорки, меж лопаток согрел ей норку. Холод треснул засохшей коркой, и любви сразу стало много.

Стало столько, что не измерить, не испить, не укрыть в застенках.

Просто шли по дороге звери: мишка, заинька и котейка. Понарошечные, смешные уши, души, хвосты и лапы.

Даже зубы у них не ныли, даже дождик на них не капал, деликатно вокруг мурашил.

Просто шли по дороге сказки. А потом повстречали в страшном, пустотелом и пустоглазом навьем царстве, в голодной бездне ту, что ходит бесцветной тенью. Ту, что в окна без спроса лезет.

И мурлыкнул друзьям котейка:

«Я ведь пуговка божьих судей. Оторвусь я – пришьют и вденут. У меня же их девять, судеб. А у вас вроде как не девять».

Стала шерсть у него из меди, стал он хтонью железной сборки. И не стало на свете смерти.

Просто шли по дороге боги.

А потом ты открыл им двери. Лунный луч был дрожащ и тонок. И вошли в нашу спальню звери, и сказали, что ты – ребёнок. Очень маленький, робкий, дивный.

Вот поэтому этой ночью они смерть твою победили

и беду твою победили,

всех-превсех они победили.

И любви теперь сколько хочешь.

Чудовище никто не превращал. Росло оно в любви,

на радость маме. Гуляло полутёмными дворами и отхватило пару раз леща, поскольку драться просто не могло. Оно же было страшным только с виду. По внешности угадывалась придурь, а из спины прорезалось крыло. Да, равных монстру не нашлось нигде.

Чудовище вышагивало в замок и думало: нельзя ли в замок зама для всяких скучных ежедневных дел.

До дрожи в лапах надоел дворец.

Плевался кучер: мне б твои проблемы!

В саду росли фиалки, хризантемы, пионы (не садовник, а творец). Чудовищу не нравились цветы.

Они, увы, не стоили мучений.

Чудовищу хотелось приключений, чтоб цеппелины, рычаги, винты, ночные песни, танцы при луне. Чтоб задушевный разговор с богами.

Хотя бы отражением в амальгаме довольствовалось чудище вполне.

Красавицу никто не заставлял.

Как ни крути, Красавица – оторва. По вечерам играла на валторне на пристани туземным кораблям.

Ругалась виртуозно, аки чёрт, рвалась вперёд, перегибала палку. Ещё, пожалуй, нравились фиалки, ромашки, гладиолусы, и чё. Тюльпаны не мешали ни на грош орать на крышах целыми ночами, и, гаечными бряцая ключами, носить за голенищем острый нож. Блестели звёзды – мятая фольга. Легко брала Красавица аккорды, косилась в зеркала: досталась морда, зато врагов ей здорово пугать.

Рассказу полагается финал, тем более пока герои в сборе. Красавица залезла в сад, проспорив. Она была, естественно, пьяна. Но шаг её был лёгок, глаз остёр. В саду благоухали апельсины. Водились в родословной ассасины, разбойники и даже мушкетёр, печально

не доживший до седин.

Но (провалиться в бездну – что я вижу) цветочек алый, штучный, краснокнижный, под колпаком блаженствовал один, бессовестно Красавицу дразня. Чудовище – почувствовало что-то – сидело рядом в позе Дон Кихота, которому не выдали коня.

Чудовище зовёт невесту «скво». К ним по утрам заглядывает солнце. В обнимку удивительно смеётся, грустится, впрочем, тоже ничего.

Он ей подарит бархат и поплин. Она ему – большой набор отвёрток. И чем не повод для последних сводок – Чудовище купило цеппелин. И поручни натёрты – прямо блеск (Чудовище к блестящему предвзято).

А замок арендуют поросята. Им до соседней сказки через лес.

Грета Джонсон не верила в добрый финал историй с той поры, как задула на торте двенадцать свечек.

Промелькнуло вчера что-то странное в коридоре.

Засмеялся на кухне невидимый человечек.

Отдыхать нужно больше – сурово решила Джонсон. Взять обещанный отпуск, найти наконец-то мужа. Грета Джонсон покрасила волосы – медь и бронза.

Гретин быт удивительно держится, потому что закреплён на волшебную синюю изоленту.

По карманам у Греты – конфетных обёрток стая. Впереди ещё куча заказов, дела, клиенты. А она получила письмо и сидит, читает:

– Драгоценная Клара, как жаль, что теперь не лето. Хотя я бы сказал, что вовсю наслаждаюсь волей.

Иногда покупаю вино, иногда галеты.

Разрешаю себе чудеса. Привыкаю к вою.

И к зловещему шороху – город страшней, родная.

Надоела ненужная, глупая суматоха. Раньше небо казалось другим – без конца и края.

Раньше, Клара, умел рисовать, и весьма неплохо.

Дом недавно купил. Отдавали почти задаром.

Говорили, что жил в нём лесник, ненароком сгинул.

Перевёз сюда мебель. Болею. Дышу над паром. Да вдобавок, малыш, как назло, прихватило спину.

Впрочем, ладно. Короче, вернёмся к моим баранам.

Эх и лес тут дремучий, густой: кабаны, косули.

Дело двигалось к ночи, я помню, стемнело рано.

Спать пока не хотелось. Дай, думаю, порисую.

Сумрак крался, как вор.

Не скрипели под ним ступени. Тени тайно бродили, но нечего было брать им.

А потом пришёл лис, и стучал по стеклу, и пел мне:

выходи за порог, уведу тебя в чащу, братик.

У меня есть нора, и спокойней в норе, уютней. Пахнет шишками, мхами, кореньями, облепихой.

Иногда навещает дриада – сыграть на лютне. Далеко её слышно. Особенно если тихо.

У меня есть луна над сосной золотым орехом. Из следов астрономы сложили Кассиопею.

Приоткрыть бы окно – только что я, башкой поехал? Извини за отсрочку, безумие, – я успею.

Сон застал неожиданно, он опустил кулисы.

И во сне у меня – только лапы, и хвост, и уши.

Утром встал, целый день рисовал – получались лисы. Бесконечные лисы на нескольких метрах суши.

Ну, увлёкся, характер, не смог тормознуть на третьей. Ты ведь в курсе, курносая. Знаю тебя, чего ты.