Он эту запись сделал после, как покинули остров, на котором пришлось его взводу оставаться шесть лет в опале.
Вторую уже зиму не пережили бы, если бы не топинамбур и не местная ягода. Тянули на одном пюре с киселём, а под Рождество прапорщик Лебедько упросил построить и отвести взвод на дальнее от лагеря поле. Срубил сапёркой не убранный с прошлого года подсолнечник, сгрёб снег и выкопал клубень. На вид – банан. Только с одного конца – юбочка в сеточку, с другого – пузырь с цветочками внутри. Пояснил:
– Цветы называли «анютиными глазками», ягоду – «оскоминой». Мы с Батей, Францем Аскольдовичем – земля ему пухом – в голод ели, только она и спасала.
Оскомина – ягода удивительная, сыграла немалую роль в его и взвода злоключениях. Вот сидит, пишет о том. Ему одному в четырёх стенах гауптвахты делать всё равно нечего. Рапорт, поданный им сразу после ареста, у начальства вызвал скептические усмешки. Но это до поры до времени – все скоро прояснится, поверить придётся.
____________________
Лагерь я приказал разбить на ратушной площади. Казарму, тир, госпиталь, пищеблок и гальюн обмазали глиной – эти блок-модули ротной оперативно-боевой машины нам, забрав оружие и спецназовское снаряжение, на острове оставили, но одни «стены» без оборудования и брони. Полевой пищеблок я распорядился использовать под амбар, а столоваться в поселковой столовой. В Отрадном (деревня на острове, где стали на постой) в целости из строений, кроме жилых юрт с чумами, осталась только колхозная столовая, занимавшая железнодорожный вагон-ресторан. Наши шмели шмелетниц, атаковавшие селение, вагон этот не тронули: разборчивы в «пище», им в первую очередь не просто металл, оружейные стволы с дульной нарезкой подавай.
Взять, что в юртах и чумах погибших крестьян я солдатам запретил, а зря: на девять дней пришли поселяне соседней деревни Мирное и забрали всю обстановку, утварь и одежду.
Перезимовали на солдатском батоне и флотских макаронах, в полуголодный месяц – на спецназовских сливках, а по весне я вывел взвод в поле сеять. Это событие Лебедько отметил в своём трактате с названием «Сельскохозяйственная деятельность спецназа «марской пехоты ОВМР»** на острове Монтекристо». Так романтично прапорщик переименовал наш остров с названием «Бабешка». Трактат он начал писать ещё в бытность свою завхозом колхоза «Отрадный», под началом моего бедного дядюшки, чья могила на воинском кладбище за околицей деревни. На обелиске надпись:
ФРАНЦ КУРТ
24.11.2034 Х 09.08.**32
Воин,
полковник, командующий ВС Пруссии.
Господи, упокой душу Бати
Здесь же могилы его взвода – подразделения составлявшего все Вооружённые Силы Пруссии, государства на Бабешке. Я, командир роты марских пехотинцев спецназа ОВМР, погубил прусских солдат. Вместе с ними и крестьян, в чьей деревне Отрадное обосновался после полевым лагерем. Случилось всё по трагической случайности. До выяснения обстоятельств инцидента я с 1-вым взводом – 2-рой убыл обратно в «ЗемМарию»*** – был оставлен командованием на острове, ещё и с задачей восстановить колхоз «Отрадный», возобновить поставки сельхозпродукции в Русь.
Марпехи все кроме старшины Балаяна, старшего сержанта Брумеля и сержантов, командиров отделений – юнцы, о крестьянском труде ничего не ведали: так что, как пахать, как сеять я показывал. Про опыт Лебедько как местного полевода я не знал, трактат его только глянул. Посмеялся, а зря. Прапорщик писал о прополке: «…ПРОПОЛКА в обычном традиционном понимании – это уничтожение сорняков и взрыхление почвы для проникновения к корням посевов кислорода. На Монтекристо червей и насекомых нет, поэтому без тщательного взрыхления здесь никак. Но репей, единственный на острове сорняк, полевод не выпалывает, а пересаживает в межрядья. Иначе кранты: изведёт посевы. Вообще, на островных колхозных угодьях – без земли, на песке – вырастает всё каким-то чудом. На этот счёт у меня есть гипотеза: культуру к проросту провоцирует этот самый репей и воздух здесь отравленный…». Прочтя абзац, я посчитал, что автор так шутит, и засел за трактат, когда всходы – без репея на грядках (я настоял выполоть) – чуть не все погибли, и сбегал удостовериться в правоте исследователя-самоучки на поля соседнего колхоза «Мирный».
С первым урожаем не повезло, уродились разве что топинамбур и ягода-оскомина – на «Дальнем поле». Зиму и весну протянули на пюре «Отрада» (топинамбур толчёный со жмыхом и оскоминой, крупно поколотая соль, «анютины глазки» поверху), а летом спасли петрушка и укроп.
* * *
Прапорщик Лебедько, ротный каптенармус, принял первую зелень, расписал на порции, и после ужина перед отбоем попросил меня зайти к нему в каптёрку.
– Тут мне миряне предложили сделку, – доложил он, разливая кисель.
– Кто?
– Соседи наши. Колхоз «Мирный», что в деревне Мирное. Они зимой нас жмыхом одарили. Так вот, миряне предложили обменяться: мы им «хэбэлёнку» они нам семена, удобрения, мотыги и недостающие у нас в деревне башни.
– Нужны нам башни? Водокачку отвели под наблюдательную вышку, башни к чему. И не деревня у нас, воинский лагерь. – Я не спешил отказать: киселя хотелось. – Носить что будем, если повседневку сменяем?
Хэбэлёнка – повседневное оно же и полевое обмундирование марского пехотинца ОВМР. Сшита из спецткани: хлопок и лён в подкладе, верх из самого редкого и дорогого ископаемого на Марсе – коралла цвета камуфляжа. Ткань из него оригинальная по свойствам: мгновенно меняла рисунок пятен под зелень, песок или снег. В ней ни холодно, ни жарко. Обменять – значит, остаться в одном исподнем, другого верхнего одеяния нам не оставили. Выходные мундиры, шинели, полушубки, плащ-палатки изъял и увёз с ротным оружием и бронёй капитан Кныш, кэп дирижабля «Распутин». Тогда, кстати, чуть прокола не случилось. Принял Кныш береты, фуражки, зимние шапки-ушанки и балаклавы – на головные уборы капитан зачем-то составил отдельную опись – после последние вернул со словами: «Чулки маскарадные можете оставить. Есть что ещё из одежды»? «Всё на нас – хэбэлёнка, ботинки с крагами, тельняшка да кальсоны», – выступил из строя старшина Балаян. Сержанты подтвердили, покивав головами, рядовые же смутились, и вытянулись в струнку на выкрик старшего сержанта Брумеля: «Смирно! Не вякать в строю!». Не мог командир дирижабля «Распутин», офицер гарнизона Твердыни на Руси в ЗемМарии, высадившийся на острове с приказом разоружить роту после трагических здесь событий, знать, что под тельняшкой и кальсонами у нас надето спецназовское «трико-ком». Провернёшь кольца, из наручных браслетов «единичка» и «двойка» раскатаются по рукам «рукава-ком». Провернёшь кольца на ножных браслетах «тройка» и «четвёрка», раскатаются «рейтузы-ком». Отвернёшь дужку на ошейнике, выпростается и «запакует» торс от шеи до рейтузов-ком «гольф-ком». Когда в учебке полковник Франц Курт, мой дядя, демонстрировал курсантам трико-ком, опытный ещё образец, процесс просто завораживал. Старослужащие заёрзали и загудели при виде как рейтузы волнительно и соблазнительно скатывались по ногам полковника в приёмники ножных браслетов. Новобранцы же вылупились и застенчиво отвели глаза, как только рейтузы разъехались на чулки и вывалился на волю знаменитый дядин «слон». Ткань «перчика» (так спецназовцы прозвали трико-ком: первое время, как наденешь, ощущалось жжение по всему телу) выработана из коралла «гуттаперчевого», ещё более редкого на Марсе. По своим свойствам уникальна: компилирует кожу индивида – с волосиками, родинками, бородавками, пигментными пятнами, шрамами, варикозными дорожками, язвами, всем прочим. Так точно – не отличишь. Назначение трико-ком: уберечь от переохлаждения и перегрева, не допустить обморожения и ожогов – под хэбэлёнкой. Сберечь от укусов комаров в лесу, змей в джунглях, скорпионов в пустыне. В момент ранения стянуть рану, хотя не всякие пуля и луч лазера способны продырявить и прожечь. Известно, что кевларовый броник пуля не продырявит, нож в умелых руках пробьёт, так вот, трико-ком останавливало клинок. Но главное назначение «перчика» – «…обеспечить возможность скрыться». Разумеется, с поля боя. Ведь кроме всего, «перчик» – «невидимка»: облачённого в трико-ком спецназовца радары-бит не засекали. И всего-то и надо, довернуть кольца в браслетах и дужку в ошейнике – выпростать рукавицы-ком, носки-ком и капюшон-ком, натащить из «пятёрки» на член «чехул». И… исчез боец на мониторах. Вроде стоял голым, сдавался: амуниция с оружием и боезапасом на земле у ног. А накинул капюшон на голову, ступил в сторонку, – пропал. Может быть, «перчик» и не раз спас бы жизнь овэмэровцу, но испытать в деле «спецприблуду» моим спецназовцам не довелось. Потому как в первое же оперативное задание на Земле, высадиться на тихоокеанском острове Бабешка и досмотреть деревню Отрадное на предмет сокрытия оружия и излишков лекарств, случился трагический инцидент боевого столкновения моей роты с пруссаками. Вернув балаклавы, капитан Кныш добавил: «И бижутерию, браслеты с ошейником, не возьму, у меня дирижабль, а не подводная лодка – каждый килограмм на учёте. А мне ещё «ветролёт»**** ваш волочь, угробили машину. Да и ушанки оставлю, по пути сюда три пиратских шара «подрезали», у них, правда, заношенные, но отчитаюсь. Кокарды только снимите и сдайте. Ну, и зипуны вам остаются – подарок мэра Твердыни, как ни как». Так трико-ком осталось при нас. Носить приказал только раскатанным по телу: не пачкался «перчик». Мыться всему не надо, ноги, башку ополоснул – и в гамак.
