© Дубров Д. И., предисловие, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Никто еще никогда не показал пределы того, на что способно наше тело… Но, говорят, из одних лишь законов природы, поскольку она рассматривается исключительно как телесная, невозможно было бы вывести причины архитектурных зданий, произведений живописи и тому подобного, что производит одно только человеческое искусство; и тело человеческое не могло бы построить какой-либо храм, если бы оно не определялось и не руководствовалось душою. Но я показал уже, что они не знают, к чему способно тело и что можно вынести из одного только рассмотрения его природы…
Бенедикт Спиноза.
Этика, ч. III, теорема 2, cхолия
Предисловие к настоящему изданию
Лев Семенович Выготский (1896–1934) – выдающийся отечественный ученый, внесший значительный вклад в развитие не только отечественной, но и мировой психологической науки. За свою весьма непродолжительную жизнь, 37 лет, Лев Семенович опубликовал более 200 научных трудов, заложив основы целого ряда научных направлений и теорий в области психологии, актуальных и по сей день. Однако свою исследовательскую деятельность он начал как литературовед и первый свой исследовательский труд, написанный в период студенчества в 1916 году, он посвятил анализу бессмертного произведения У. Шекспира «Гамлет, принц датский». Именно тогда он задался вопросом о том, что превращает художественное произведение в произведение искусства и делает его бессмертным? Поиск ответа на данный вопрос и привел ученого в психологическую науку, которая в то время начала активно развиваться на территории нашей страны. В последствии данный анализ лег в основу его диссертационного исследования и книги «Психология искусства», предлагаемой вашему вниманию.
На страницах первых двух глав этой книги Выготский подвергает критическому анализу существующие на то время концепции по данному вопросу. Он приходит к выводу, что с помощью объективного анализа структуры художественного произведения можно определить структуру тех реакций, которые оно вызывает по преднамеренному или непреднамеренному замыслу автора. Согласно Выготскому, структура художественного произведения состоит из двух элементов: материала (фабулы) и формы (сюжета), которые, находясь в состоянии противостояния друг другу, образуют некую целостность. Данное противостояние формирует в сознании читателя две противоположные эстетические реакции, образуя внутренний конфликт, который разрешается чувством катарсиса, что и превращает художественное произведение в произведение искусства. Наглядное действие выявленного механизма Л.С. Выготский демонстрирует в последующих главах на примере басен И.А. Крылова, трагедий У. Шекспира и рассказа И.А. Бунина «Легкое дыхание» (сам рассказ приводится в приложении данной книги).
В последней главе ученый, размышляя о значении искусства в жизни человека, указывает на общественный характер эстетических реакций, которые могут помочь нам в поиске ответов на волнующие вопросы, получить опыт эмоционального переживания без непосредственного участия в событиях, описанных на страницах того или иного произведения искусства.
Подводя итог, ученый справедливо заключает, что «искусство есть важнейшее сосредоточение всех биологических и социальных процессов личности в обществе, оно есть способ уравновешивания человека с миром в самые критические и общественные минуты в жизни».
Книга «Психология искусства», как и все труды Л.С. Выготского не теряют своей актуальности, активно переиздаются и не перестают привлекать внимание широкого круга читателей.
Дубров Дмитрий Игоревич
кандидат психологических наук, научный сотрудник, Центр социокультурных исследований, доцент департамента психологии, Факультет социальных наук, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики».
Настоящая книга возникла как итог ряда мелких и более или менее крупных работ в области искусства и психологии. Три литературных исследования – о Крылове, о Гамлете и о композиции новеллы – легли в основу моих анализов, как и ряд журнальных статей и заметок[1]. Здесь в соответствующих главах даны только краткие итоги, очерки, суммарные сводки этих работ, потому что в одной главе дать исчерпывающий анализ Гамлета невозможно, этому надо посвятить отдельную книгу. Искание выхода за шаткие пределы субъективизма одинаково определило судьбы и русского искусствоведения и русской психологии за эти годы. Эта тенденция к объективизму, к материалистически точному естественно-научному знанию в обеих областях создала настоящую книгу.
С одной стороны, искусствоведение все больше и больше начинает нуждаться в психологических обоснованиях. С другой стороны, и психология, стремясь объяснить поведение в целом, не может не тяготеть к сложным проблемам эстетической ре акции. Если присоединить сюда тот сдвиг, который сейчас переживают обе науки, тот кризис объективизма, которым они захвачены, – этим будет определена до конца острота нашей темы. В самом деле, сознательно или бессознательно традиционное искусствоведение в основе своей всегда имело психологические предпосылки, но старая популярная психология перестала удовлетворять по двум причинам: во-первых, она была годна еще, чтобы питать всяческий субъективизм в эстетике, но объективные течения нуждаются в объективных предпосылках; во-вторых, идет новая психология и перестраивает фундамент всех старых так называемых «наук о духе». Задачей нашего исследования и был пересмотр традиционной психологии искусства и попытка наметить новую область исследования для объективной психологии – поставить проблему, дать метод и основной психологический объяснительный принцип, и только.
Называя книгу «Психология искусства», автор не хотел этим сказать, что в книге будет дана система вопроса, представлен полный круг проблем и факторов, как, например, в трехтомной работе Евлахова «Введение в философию художественного творчества». Наша цель была существенно иная: не систему, а программу, не весь круг вопросов, а центральную его проблему имели мы все время в виду и преследовали как цель.
Мы поэтому оставляем в стороне спор о психологизме в эстетике и о границах, разделяющих эстетику и чистое искусствознание. Вместе с Липпcом мы полагаем, что «эстетику можно определить как дисциплину прикладной психологии». Однако нигде не ставим этого вопроса в целом, довольствуясь защитой методологической и принципиальной законности психологического рассмотрения искусства, наряду со всеми другими, указанием на его существенную важность[2], поисками его места в системе марксистской науки об искусстве. Здесь путеводной нитью служило нам то общеизвестное положение марксизма, что социологическое рассмотрение искусства не отменяет эстетического, а напротив, настежь открывает перед ним двери и предполагает его как свое дополнение, по словам Плеханова. Эстетическое же обсуждение искусства, поскольку оно хочет не порывать с марксистской социологией, непременно должно быть обосновано социально-психологически. Можно легко показать, что те искусствоведы, которые совершенно справедливо отграничивают свою область от эстетики, неизбежно вносят в разработку основных понятий и проблем искусства некритические, произвольные и шаткие психологические аксиомы. Мы разделяем с Утицем его взгляд, что искусство выходит за пределы эстетики и даже имеет принципиально отличные от эстетических ценностей черты, но что оно начинается в эстетической стихии, не растворяясь в ней до конца. И для нас поэтому ясно, что психология искусства должна иметь отношение и к эстетике, не упуская из виду границ, отделяющих одну область от другой.
