Ночь. Я который день нормально не сплю. Третий или четвертый. Вот ведь странная вещь, что-то я помню хорошо, а что-то стерлось из моей памяти.
Я вышла из своей двухместной палаты и направилась к помощнику по уходу. Это персонал, который помогает больным. Больных достаточно много, каждый обращается с какой-то просьбой. Располагаются помощники на так называемом посту. Они сидят за монитором и наблюдают за пациентами через видеокамеры, которые установлены во всех палатах. Там же на посту хранятся наши сигареты, и если я хочу курить, то мне их выдают по одной штуке.
– Антон, можно мне покурить? – спросила я.
Антон посмотрел на меня уставшими глазами и спросил в ответ:
– Аля, вам опять не спится?
– Да, я опять не могу уснуть, из-за этого мне плохо!
– Ладно, идите покурите.
Антон открыл мне дверь в санитарную комнату, я зашла и встала на «свое» место, напротив зеркала. Закурила.
У меня есть привычка разговаривать сама с собой, иногда даже вслух. Вот и на этот раз я сказала себе: «Аля, Аля, зачем тебе нужна такая жизнь?»
Я взрослый человек, у которого есть семья, попала с острым психозом в психиатрическую клинику. Господи, какая беда, какой позор – докатиться до такого состояния! Как мне жить-то теперь? И надо ли мне вообще жить?
Может, ну это все, эти бесконечные больницы, эти жуткие депрессии, эти мании… Я не знаю, что мне делать дальше, я просто не могу ничего делать, я хочу, чтобы меня не было…
Вот с такими мыслями я жила последнее время. Каждый день. И каждый раз я останавливала себя от «последнего шага», мотивируя тем, что у меня дочери. Что будет с ними, если я вот так «просто» уйду из этой жизни. Как психолог я понимала, что у моих девочек может случиться стресс или хуже того – приступ жуткого невроза, после которого человек может физически или психически заболеть. Да может быть все что угодно, поэтому я еще держусь.
Со всем этим набором тяжелых мыслей я вернулась в палату, легла на кровать и стала ждать утра. День проходил легче, чем ночь. Днем опять будет обход, и я смогу еще раз поговорить со своим врачом. Лечащий врач Екатерина Николаевна была довольно молодой особой с очень внимательным взглядом и довольно строгой. Я уже неделю упрашивала выписать меня, но пока безрезультатно. Последний раз на обходе она сказала мне: «Аля, вы что, не помните, в каком тяжелом состоянии вас привезли дочери?»
Я не помнила, потому что меня привезли в состоянии бреда. Это сейчас я все осознаю, а тогда, наверное, со стороны было жутко. Как мне рассказали дочери, я была совершенно оторвана от реальности, у меня были галлюцинации, и вообще, на тот момент я находилась в каком-то «параллельном мире». Здесь я приведу текст моей старшей дочери Тиночки.
«Четыре, восемь, ноль, три, один – бессвязный поток чисел, который без остановки диктовала мама, смотря в окно такси, оказался номерами машин. Всех машин, которые она только успевала увидеть на пути. Таксист понимающе молчал. Перед наступлением психоза мама не ела несколько дней и плохо спала. До сих пор не знаю, что именно привело ее к такому резкому ухудшению состояния – ссоры с близкими или внутренние переживания.
Это было утро февраля, я пришла в гости к маме после обеспокоенных звонков сестер, чтобы проверить самой ее состояние. И я не узнавала ее – на меня смотрел как будто другой человек. Взгляд был отстраненный, речь сбитая. С сожалением я поняла, что ее снова придется везти в больницу. В который раз…
После долгих уговоров мама согласилась поехать. Так мы оказались в этом такси, где мама весь путь диктовала номера машин.
Мы настояли на платном отделении. Я хорошо помню эти многолюдные палаты в бесплатном отделении. Я хотела, чтобы мама была в максимально комфортных условиях, насколько это было возможно в этой ситуации. Тот вечер был ужасен – я понимала, что маме смогут помочь только в больнице, но я очень боялась, что она не сможет стать прежней или что ей навредят тяжелыми лекарствами. Меня окутывали страх и смятение. Мы привезли маму в приемное отделение и отдали ее врачам. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее. Я приезжала к маме около трех раз в неделю после работы и в выходные. Первый раз я приехала через день или два после госпитализации. После короткого диалога я поняла, что мама еще не пришла в себя. Психоз может проявляться в течение очень долгого времени, но я оптимистично верила, что мама вернется в нормальное состояние как можно быстрее. Я приехала в больницу в то время, когда маме ставили капельницу. Она была там всего пару дней, но вены на руках уже тогда были вздутые, и это меня огорчило. Мама легла на кушетку, я гладила ее по руке, и тут она сказала: «Тиночка, ты видела моего врача? Это же Маришка, дочь моей подруги. Представляешь, она тут психиатр! А сосед похож на моего папу. Тиночка, может, он все-таки жив?» Тут я поняла, что мама бредит. Конечно, дочь подруги не была ее врачом, а мой дедушка, к сожалению, давно покинул этот мир и не мог быть ее соседом по этажу в этой больнице. Я осознанно не поддерживала мамины фантазии и пыталась спокойно объяснить, где реальность, а где вымысел. После этого первого посещения я вышла из больницы и разрыдалась. Я очень боялась, что мама, моя настоящая мама, не вернется. Следующие поездки тоже были странными и расстраивали меня. Мама часто выдумывала то, чего не было на самом деле. Она очень часто просилась домой и даже плакала. Было тяжело отказывать ей, но я понимала, что до выздоровления еще далеко. Когда я приезжала, настроение у мамы сначала было приподнятое. Один раз она позвала меня в комнату творчества, чтобы показать свою художественную работу. Мама хорошо рисует, и я подумала, что увижу какой-то необычный рисунок, но увидела я совсем другое. Сначала опишу эту комнату: светлое, большое пространство, в правой части – выставка работ пациентов – много акварельных рисунков, которые как будто нарисованы ребенком, рядом с ними висели чьи-то распечатанные профессиональные фотоработы – пейзажи русской природы. Посреди этой комнаты стоял длинный стол с разными вещами на нем, оставленные краски и книги. Мама посадила меня на стул и подошла к шкафу, откуда вытащила свое творение. Оно лежало между книгами в нижней полке. Это был коллаж из всего: смесь клея и кусков бумаги, пакетов и упаковки непонятно чего. Это снова меня сильно расстроило, потому что выглядело это творение чистым безумием. Я была у мамы часто и познакомилась со многими пациентами, многих знала по именам и со всеми здоровалась. Годы маминой болезни не сделали меня равнодушной к разным больным. Из больницы я уходила потрясенная почти каждый раз. Этаж пациентов был смешанный – там были и женщины, и мужчины, и на мое удивление – молодые парни. Один был очень скромный с огромными голубыми глазами, второй – смелый и талантливый парень, игравший на гитаре. Мама много о нем рассказывала, и в одно из моих посещений Илья давал концерт в комнате творчества. Он был в больнице со своей гитарой. Сложно описать словами, что я чувствовала тогда в залитой предзакатным светом комнате. Мы сидели с сестрой на диване, обнимая маму. Другие пациенты тоже пришли послушать. И тут в психиатрической больнице мы превратились в слушателей потрясающего концерта живой музыки. Илья играл на гитаре и пел песни на прекрасном английском языке. Это было невероятно, слезы текли ручьем, мне казалось, это какая-то параллельная реальность. Почему этот парень оказался в больнице? Ему на вид было не больше 23…
