Сергей Алексеев - Птица-слава

Русская армия шла к Нарве. Тра-та-та, тра-та-та! – выбивали походную дробь полковые барабаны.

Шли войска через старинные русские города Новгород и Псков, шли с барабанным боем, с песнями.

Стояла сухая осень. И вдруг хлынули дожди. Пооблетали листья с деревьев. Размыло дороги. Начались холода.

Идут солдаты по размытым дождём дорогам, тонут по колени солдатские ноги в грязи.

Устанут, промокнут солдаты за день, а обогреться негде. Сёла попадались редко. Ночевали всё больше под открытым небом. Разведут солдаты костры, жмутся к огню, ложатся на мокрую землю.

Вместе со всеми шёл к Нарве и Иван Брыкин, тихий, неприметный солдат. Как все, месил Брыкин непролазную грязь, нёс тяжёлое кремнёвое ружьё – фузе́ю, тащил большую солдатскую сумку, как и все, ложился спать на сырую землю.

Только робок был Брыкин. Кто посмелее, тот ближе к костру пристроится, а Брыкин всё в стороне лежит, до самого утра от холода ворочается.

Найдётся добрый солдат, скажет:

– Ты что, Иван? Жизнь тебе не дорога́?

– Что жизнь! – ответит Брыкин. – Жизнь наша – копейка. Кому солдатская жизнь надобна!

Исхудали солдаты, оборва́лись в пути, болели, отставали от войска, помирали на дальних дорогах и в чужих сёлах.

Не вынес похода и Иван Брыкин. Дошёл до Новгорода и слёг. Начался у Брыкина жар, заломило в костях. Уложили солдаты товарища на обозную телегу. Так и добрался Иван до И́льмень-озера. Остановились телеги у самого берега. Распрягли солдаты лошадей, напоили водой, легли спать.

Дремал и Брыкин. Среди ночи больной очнулся. Почувствовал страшный холод, открыл глаза, подобрался к краю телеги, смотрит – кругом вода. Дует ветер, несёт волны. Слышит Брыкин далёкие солдатские голоса. А произошло вот что. Разыгралось ночью Ильмень-озеро. Вздулась от ветра вода, разбушевалась, хлынула на берег. Бросились солдаты к телегам, да поздно. Пришлось им оставить обоз на берегу.

– Спасите! – закричал Брыкин.

Но в это время набежала волна, телегу повалило набок.

– Спаси-ите! – вновь закричал Брыкин и захлебнулся.

Накрыла солдата вода с головой, подхватила, поволокла в озеро.

К утру вода схлынула. Собрали солдаты уцелевшее добро, пошли дальше.

А об Иване никто и не вспомнил. Не он первый, не он последний – много тогда по пути к Нарве солдат погибло.

Трудно солдатам в походе. На мосту при переправе через небольшой ручей застряла пушка. Продавило одно из колёс гнилое бревно, провалилось по самую сту́пицу.

Кричат солдаты на лошадей, бьют сыромятными кнутами. Кони за долгую дорогу отощали – кожа да кости. Напрягаются лошадёнки изо всех сил, а пользы никакой – пушка ни с места.

Сгрудились у моста солдаты, обступили пушку, пытаются на руках вытащить.

– Вперёд! – кричит один.

– Назад! – командует другой.

Шумят солдаты, спорят, а дело вперёд не движется. Бегает вокруг пушки сержант. Что придумать – не знает.

Вдруг смотрят солдаты: несётся по дороге резной возок.

Подскакали сытые кони к мосту, остановились. Вылез из возка офицер. Взглянули солдаты – капитан бомбардирской роты. Рост у капитана громадный, метра два, лицо круглое, глаза большие, на губе, словно наклеенные, чёрные как смоль усы.

Испугались солдаты, вытянули руки по швам, замерли.

– Плохи дела, братцы, – произнёс капитан.

– Так точно, бомбардир-капитан! – гаркнули в ответ солдаты.

Ну, думают, сейчас капитан ругаться начнёт.

Так и есть. Подошёл капитан к пушке, осмотрел мост.

– Кто старший? – спросил.

– Я, господин бомбардир-капитан, – проговорил сержант.

– Так-то воинское добро бережёшь! – набросился капитан на сержанта. – Дорогу не смотришь, коней не жалеешь!

– Да я… да мы… – заговорил было сержант.

Но капитан не стал слушать, развернулся – и хлоп сержанта по шее!

Потом подошёл опять к пушке, снял нарядный, с красными отворотами кафтан и полез под колёса. Поднатужился капитан, подхватил богатырским плечом пушку. Солдаты аж крякнули от удивления. Подбежали, поднавалились. Дрогнула пушка, вышло колесо из пролома, стало на ровное место.

Расправил капитан плечи, улыбнулся, крикнул солдатам: «Благодарствую, братцы!» – похлопал сержанта по плечу, сел в возок и поскакал дальше.

Разинули солдаты рты, смотрят капитану вслед.

– Ну и дела! – произнёс сержант.

А вскоре солдат догнал генерал с офицерами.

– Эй, служивые, – закричал генерал, – тут государев возок не проезжал?

– Нет, ваше высочество, – ответили солдаты, – тут только и проезжал бомбардирский капитан.

– Бомбардирский капитан? – переспросил генерал.

– Так точно! – отвечали солдаты.

– Дурни, да какой же это капитан? Это сам государь Пётр Алексеевич.

Весело бегут сытые кони. Обгоняет царский возок растянувшиеся на многие вёрсты полки, объезжает застрявшие в грязи обозы.

Рядом с Петром сидит человек. Ростом – как царь, только в плечах шире. Это Меншиков.

Меншикова Пётр знал с детства.

Служил в ту пору Алексашка Меншиков у пирожника мальчиком. Ходил по московским базарам и площадям, торговал пирогами.

– Пироги подо́вые, пироги подовые! – кричал, надрывая глотку, Меншиков.

Однажды Алексашка ловил рыбу на реке Яузе, напротив села Преображенского. Вдруг смотрит Меншиков: идёт мальчик. По одежде догадался – молодой царь.

– Хочешь, фокус покажу? – обратился Алексашка к Петру.

– Хочу.

Схватил Меншиков иглу и проткнул себе щёку, да так ловко, что нитку протянул, а на щеке ни кровинки.

Пётр от неожиданности даже вскрикнул.

Более десяти лет прошло с того времени. Не узнать теперь Меншикова. У царя первый друг и советчик. «Александр Данилович», – почтительно величают сейчас прежнего Алексашку.