«Мы знаем, кто мы, но не знаем, кем можем быть».
Уильям Шекспир
Небольшая комната, про которую все давно забыли, вычеркнув из памяти, была заставлена клетками разной формы и размеров. В самую большую клетку, что стояла в углу, вполне свободно мог поместиться орлан, а самая маленькая была слишком тесной даже для мыши, тем более для мелкой пичужки, что расправив крылья, любит покрасоваться ярким оперением. Некоторые из них имели витиеватое плетение, но большинство не отличалось изяществом, обладая простой, неказистой и даже грубоватой формой. Круглые, квадратные, куполообразные, они стояли везде, на столе, на полу, на полках. На двухместном диване с потёртой обивкой, что давно перестала радовать хозяев своим цветочным узором. На деревянных стульях с плетёными спинками. Висели на цепочках, а некоторые – на грубой верёвке, привязанной на несколько узлов к вбитым в потолок крючкам, настолько близко друг к другу, что напоминали грозди экзотических ягод. Часть клеток была открыта, гостеприимно распахнув дверцы. Они походили на ловушки, привлекая к себе тех, кому надоела свобода. Приглашая поселиться там, где ждёт сытая жизнь на условиях и требованиях хозяина. Другие были закрыты, и казалось, что призрачные тени бывших питомцев сидят на жёрдочках, нахохлившись, спрятав голову под крыло, изредка выглядывая в ожидании сладких зёрен и возможности расправить крылья под одобрительный взгляд хозяина. Это, конечно же, простая игра света и тени, все клетки давно были пусты. Тусклый свет не мог скрыть скопившуюся пыль, что толстым слоем покрыла всё, что находилось в заброшенном помещении.
Я прошлась по комнате, задумчиво проводя пальчиком по тонким железным прутикам клеток, ощущая лёгкую грусть и щемящую тоску почему-то неясному. Как те птицы, что выросли в неволе и не могли знать, что такое полёт по бескрайнему небу под лучами ослепительно яркого солнца. Они не знали, но вереница предков тех свободолюбивых птиц, что жили там, за пределами клетки, ничем не ограниченные, оставили им в наследство смутные воспоминания об этом. О том, как может быть. Но для того, чтобы расправить крылья и вырваться из такой уютной клетки, смутных ощущений мало.
Я была такой птицей, что резво скакала в ограниченном пространстве, не замечая его тесноты. У меня есть всё, о чём может мечтать человек, и при этом нет ничего из того, чего бы действительно хотела. Зачем мне третья шубка, когда нет близкой подруги? К чему дорогая машина, если управлять транспортом мне не позволят? Вроде как не сирота, а вижу родителей раз в месяц, а то и в три месяца. Работа, дела, партнёры, учёба и желание отдохнуть не дают нам собираться вечером за семейным ужином. Каждый чётко следует своему установленному графику и плану, что придумал для себя. Стремясь к одной только им известной цели, с упорством ишака идут вперёд, не оглядываясь на тех, кто рядом, оставляя их далеко позади себя. Могу только удивляться, как при такой загруженности родители смогли подарить мне братика. Мелкий шалопай был загружен не меньше взрослых членов семьи, но никогда не забывал пожелать спокойной ночи и поцеловать сестру на ночь.
Наш дом, маленькая крепость, расположился в пригороде Эската. На много километров вокруг не было ни одного дома. Наш дом, словно маяк, стоял на скале, возвышаясь над океаном, преклоняясь перед его величием. Волны внизу невысокой скалы бились о камни, а иногда в моменты особой ярости огромные массы воды вздымались, грозя всему живому. В такие моменты, наблюдая за этим буйством стихии, мне казалось, что каким бы большим и прочным, практически вросшим в камень ни был дом, ещё немного, и его смоет, зальёт волнами. Океан заберёт добычу, утянув на дно, присвоив себе, чтобы навечно сохранить тайны его хозяев.
Лес, что плотной стеной встал на пути к дому с другой стороны, лишал возможности подъехать к нему наземному транспорту. Да и дорог к скале, на которой стоял наш дом, не имелось. Пешком с этой стороны может прийти только заплутавший путник или особо настырный гость, которого не звали. Сами мы покидали дом и возвращались, перемещаясь при помощи капсулы ингрита. Это не считая нанятых для домашних работ служащих, что жили в доме постоянно, остальные тоже пользовались им. Ключ, названный в честь создателя «ингрит», позволял мгновенно переместиться в специально оборудованные приёмными капсулами места, размещённые по всему городу. Ингрит-ключ представлял собой капсулу, начинённую тёмной материей, что помещалась под кожу. Обычно его вводили в правую руку чуть повыше косточки у запястья и присваивали индивидуальный код доступа. Для того чтобы сработал ключ, нужен замок, и ими являлись капсулы ингрита, через которые и происходило перемещение. У нас такая капсула стояла в специальной комнате, где вновь прибывший человек мог снять верхнюю одежду и оставить тяжёлые сумки, если такие имелись. Я не могла жить в городе, так решил отец. Только брат, что в силу малого возраста пока не имел той свободы, какой вроде должна обладать я, делал моё существование не таким бессмысленным. Свобода – я посмотрела на клетки – понятие неоднозначное. То, что я считаю свободой, для других хуже тюрьмы.
Комната, в которую зашла, наверное, была единственным местом, куда не ступала нога уборщика. Обычно эти механические создания всюду совали свои носы-трубочки, перебирая по полу гибкими лапками, собирая крошки, грязь и пыль, одновременно полируя поверхность. Клетки – это всё, что осталось от прадеда. Его необъяснимая тяга к ловле птиц переросла в навязчивую потребность найти ту единственную, что зовётся мечтой, неясный образ, который преследовал его все последние годы жизни. Его я помню плохо, а вот клетки с птицами врезались в детскую память навечно.
Хорошо, что они пусты, мне всегда было жаль этих птиц, и я не раз получала болезненный шлепок по мягкому месту за очередную отпущенную на свободу птицу. Себя я с птицами не сравнивала, слишком разные мы для того, чтобы завидовать друг другу. Птицы не страдали этим в силу отсутствия мышления и преобладания в них инстинктов, заложенных природой. Я как представитель разумной цивилизации, смотрящий на мир с некоторым превосходством, просто не видела причин для таких эмоциональных переживаний. Да и повода для этого у меня не имелось.
В заброшенную комнату пришла не за воспоминаниями и не любоваться клетками, здесь было спрятано сокровище – мой дневник. Уверенно подошла к клетке с широким поддоном, нащупала сбоку механизм защёлки. Ящик, в который свободно помещалась тонкая тетрадь, плавно выдвинулся вперёд. Много лет невзрачная клетка хранила мою тайну, я знала, что здесь тетрадь никто не найдёт. В крайнем случае, всё это великолепие утилизируют, но по какой-то причине отец не избавлялся от дедова наследства.