Я написала роман, как вступительную часть к огромному циклу эпического фэнтези; продумала героев и их жизненный путь; разработала карту, расы и культурные ассоциации; я даже сумела выстроить модель солнечной системы – не без дружеской помощи, – чтобы убедиться, что жители маленького мира смогут увидеть два солнца и три луны в небесах. Я создала новую Вселенную, полагаясь на себя и на близких людей, которые терпеливо следили за каждым крохотным шагом. И из всего перечисленного самым сложным оказалось раскрыться в этих строках, которые ты, мой дорогой читатель, читаешь сейчас.
Люди рассказывают в главе от Автора о происхождении и развитии сюжета; проводят параллели с другими произведениями; делятся вдохновением. Но я так и не смогла собрать воедино все ниточки слов, из которых сплелась эта удивительная история.
Все потому, что мое фэнтези – и есть мое вдохновение; спасение в дни тоскливые и радость в дни солнечные. Мое фэнтези – не попытка заявить миру о себе, это другое; глубже – намного чувственнее, чем просто новая книга. Это любовь к словам и сквозь слова.
Это любовь – простая, человеческая – ради которой можно пойти на безумные жертвы; это дружба, которая не знакома со смертью; это приключения, ради которых стоит жить. Это о вечном столкновении добра и зла; и о поиске себя в самом начале пути.
Portae [порта́е] – это цикл фэнтези, который существует ни много ни мало целых семь лет. Семь лет в моих черновиках зреет удивительный мир – и он совсем еще юный, неокрепший и местами нелогичный; но трепетный, наполненный мечтами незнакомцев. И мне все еще страшно, дорогой читатель, отпускать эту книгу в большой мир. Страшно, потому что я не хочу, чтобы эта история соревновалась с другими, чужими и знаменитыми; но все, чего я хочу, это чтобы ты прочувствовал и прожил эту сказку – дивную метафору моего мировоззрения – с самыми искренними, любящими и храбрыми героями.
И пусть Хранители берегут вас на этом пути.
Марле́н была из тех, на кого мужчины смотрят с восхищением, а женщины – с ядовитой завистью. Ее русые локоны спадали до поясницы, а янтарно-желтые глаза горели неподдельным огнем жизни. От нее пахло весенними яблоками и сладкой мятой; ее кожа – мягкая и бледная – отдавала фарфором на теплом солнце. Марлен светилась изнутри, и свет ее превращался в улыбки на лицах прохожих.
Да́йзан не был красивым по привычным стандартам. Его рыжие волосы пылали в контрасте синих глаз, всегда густая борода очерчивала пухлые губы, а вздернутый подбородок говорил о характере: Дайзан был гордым, мужественным и сильным. Мужчиной, на которого можно было положиться.
Судьба свела Марлен и Дайзана внезапно и не оставила им ни единого шанса: они влюбились, сами того не заметив, и уже очень скоро он потребовал ее сердце, отдав свое взамен.
Дни свадьбы были наполнены безграничным счастьем и искренностью, цветами и фруктами, белым лоснящимся шелком; так и первые циклы семейной жизни стали благословением, ниспосланным Хранителями.
Марлен родила мужу сына, затем – еще одного, но Дайзан, горячо любя обоих детей, не предавал мечту о сладкоголосой дочери, которая стала бы отражением своей прекрасной матери. И молитвы его были услышаны, когда ранней весной стены их дома огласил крик новорожденной девочки: крохотная Арабела впервые увидела солнечный свет.
Окруженная заботой отца и теплом материнских рук, малышка росла милейшим ребенком: учтивая и ласковая, она заразительно смеялась и любознательно склоняла голову, когда не получала ответов на наивные вопросы. Ее огненно-рыжие локоны окаймляли округлое личико, а румяные щеки пахли спелыми яблоками и цветами диких фиалок, вплетенными в косы.
Но Арабела, сама того не ведая, стала концом для спокойствия семьи.
Девочка родилась с необыкновенными глазами: в них, обрамленных темными ресницами, сплетались фиолетовый и алый цвета, и оттенки ее взгляда менялись от сиреневого до пурпурного, когда она смеялась и когда не могла сдержать детских слез.
И взгляд этот, пронзительный и глубокий, выдавал в Арабеле сокрытую тайну ее матери.
Марлен не раскрывала тайны, обещая мужу, что девочка научится управлять силой, с которой была рождена. Мать терпеливо учила малышку чувствовать окружающий мир и делиться этими чувствами; целовала вкусно пахнущие щеки и пела колыбельную, укачивая дочь перед сном.
Арабела не подвела надежды матери, и к пяти циклам1 взор ее стал мягким и не вспыхивал внезапными переливами. Она стала чаще появляться на улице со старшими братьями, и вопросы знакомых жителей их деревни – Уады – обходили чудно́го ребенка стороной.
– Мамочка, – малышка крепко сжимала руку Марлен ладошками, – а правда, что, когда под ногами была лишь вода, черная и белая птицы создали землю из песка и камней?
Марлен тихо рассмеялась:
– Так поется в старой песне, да.
– Белая птица придумала облака и тепло, а черная – ночь и холод?
– А может, все было наоборот? – шутливо поинтересовалась Марлен.
– Но как же, – Арабела насупилась с негодованием. – Всем известно, что белый цвет – для добра, а черный – для зла.
– Разве «ночь» и «зло» – это одно и то же? – женщина нахмурилась.
Арабела поморщилась, раздумывая над ответом, а Марлен тихо напела:
– Туда, где ложится закатная тень, не тянется день,
но солнце встает из ночи, чтоб себя обличить,
и месяц сверкает в ночи, как солнце почти,
и в сумрак искрятся друзья твои – светлячки.
– Друзья мои светлячки, – отозвалась Арабела. – Выходит, без черного не бывает белого?
– Может быть, Арбел, – мягко улыбнулась Марлен. – Все может быть.
Арабелу нельзя было не любить, когда она начинала петь, собирая в полях цветущие букеты лаванды. Она была похожа на мать светлой кожей и блеском в глазах, даже запахом – яблочным и сладким – она была маленькой духовной копией Марлен. И девочку с лиловым взглядом знали все, и многие восхищались одним лишь ее присутствием.
Жизнь в деревне полнилась праздниками и покоем, пока шепот не донес жуткие вести с Запада: люди говорили о наемных убийцах, которые называли себя «Карателями» и охотились на женщин из народа Чар, склонных к темному колдовству. Распри и гонения, которые смолкли больше столетия назад, вновь разгорались на границах свободных поселений.
В Уаде было тихо лишь до поры до времени, пока люди игнорировали навязчивые слухи. Но когда в деревне объявили, что «Каратели» – не миф, а королевские войска, посланные избавить людские земли от «колдуний», у Марлен не осталось выбора. Ей пришлось поведать мужу, что и она, и их дочь принадлежали роду
