«Именем долга, именем славы будущего настигает музыка семидневной гармонии моего расщепленного тела. Я бы хотела в последний раз увидеть мою родную планету, чтобы проститься».
Плавание в безбрежных океанах для настоящего путешественника никогда не оканчивается с его прибытием обратно, ибо оно продолжается в глубине сердца, души или тонкоматериальной оболочки – кому как нравится, пускай так и называют. Дюны земных пустынь разносят весть о первом человеке, который научил звездную систему своему особому ходу.
Этот человек слыл простаком в миру детства и, как считало большинство, не отличался особыми дарованиями, но его всегда тянуло внутрь себя, в эту «бесконечность снов наяву», как он любил выражаться.
Никакие преграды были ему не помеха, и он писал об этих внутренних мирах, проливая слезы над каждой созданной историей, что своим мягким сиянием уничтожала все ранее написанное. Приходилось брать в руки ластик или черную ручку и стирать, перечеркивать многострадальные листочки.
Как же так вышло, что обыкновенный мечтатель достиг не просто космоса, и не оконечности звездной системы, а стал практически подобен самому Богу, что настырностью своей раскрасил небо в те цвета, которые мы наблюдаем сейчас? Обычная простота для ленивых, а для пытливых умов все оказывается еще проще.
Все писательские выкладки умещались в шкатулке из-под янтаря, а как известно этот минерал обладает силой материализовать самые потаенные желания. А Василиса, наш человек, о котором здесь рассказано, знала о данной особенности карамельной густоты и складывала все свои записи, даже те, которые стали исчерканными подобиями черновиков в солнечную же шкатулку.
Жила Василиса в многоквартирном доме, чья внешняя облицовка с вкраплениями темного и светлого затейливого узора, напоминала собой движение тонких, скрученных полос.
На окна таким образом нахлестывались витиеватые жгутики из металла. «Хоть и интересного они были дизайна, но все же это решетки», – говорила она себе каждый день, когда глядела в расцвеченные солнцем оконные проемы.
«Нашей героине очень хотелось разломать эти веточки, скрутить отломанные в еще большую дулю и выставить в центральный музей, как произведение абстрактного искусства», – так писали средства массовой информации о Василисе в далеком будущем, поднимая со дна памяти различные легенды и воспоминания друзей девушки.
«Космос наш друг», – говорила она, «для Космоса я исписываю все эти листочки, потому что знаю, что он все увидит и по достоинству оценит». Продолжая копить стихи и рассказы, складывая все это добро в янтарь, Василиса все глубже погружалась во внутренние мары, стараясь ни к чему там не прикасаться, так как знала, что это может порушить хрупкую иллюзию.
«Во снах все проще – ты смотришь, иногда участвуешь, но никогда и нигде надолго не задерживаешься. Хочу увидеть такой сон, чтобы он перерос в реальность, где я уже имею все возможности для своих путешествий, а именно: бестелесное существо, громадную силу и воображение такого размаха, что оно сможет вместить в себя миллион вселенных!»
Василиса замкнула последнюю черточку своего желания и так же, как и все остальные записи вложила это в солнечную коробочку. Сон был сладок и тих, ничто не тревожило девушку, только мирное сопение далекого холодильника в кухне возмущало спокойный воздух. Часто за простыми и незначительными вещами скрываются коловерти будущих приключений. Практически то же случилось и на сей раз. Незнанием прикрыта короткая история о помутненном сознании, которое каким-то боком вывалилось из человеческого тела.
Физика привычным жестом помахала рукой, направив наше внимание на кровать, где спала Василиса, а там было пусто! Видимо, желающая раствориться дева пришла к своей новой ипостаси, но давайте не нарушать царящую тишину и просочимся в иную грань происходящей славности.
Писать просто – наматывать хрустальную слезу на кулак. Коротать дни в замочной скважине комнаты – пестреть на снегу лиловыми следами невыдуманных фей.
Девушка глодала непомерными ручищами пространство из мерцающих крутящихся ниточек и ей неведом был прежний страх перед расщеплением, перед этой черной пустотой, которая вмещала собой целую бесконечность.
Все это растворилось с прежним Я, отождествляющей форме материального бытия. Космосу нужна была новая формация, в которой отсутствуют признаки индивидуальности.
Ведь там, где царит вечный порядок и вечное движение творчества – ничего не остается невозможным для обогащенных всеобщим сознанием. Раствориться – чтобы жить, и жить – чтобы воспевать каждую секунду бытия красоту космической формации.
Восприятие решило сыграть в игру, намазывая тонкие прутики звездного вещества себе на бутерброд.
– Ты бывшая в миру Василиса, тебя призвали, чтобы коротать деньки многолетние в сумраке небесного очарования. Скажи, дитя, как тебе лоск наших прерий, нигде не стукается знакомым эхом? А то если что, мы быстро поправим трехмерное название двумерными ножничками!
Не имеющая определенной формации Василиса, все не могла себя обнаружить, она хотела как обычно провертеться волчком, покрутиться у зеркала, но ничего из этого сделать теперь было невозможно, и она решила спросить у Нечто:
– Как ты меня видишь и воспринимаешь, Темнота, ведь моя форма – чистый блестящий газ?
– Мне не нужны глаза чтобы видеть и не нужен язык чтобы вкушать Слово, я просто есть, и я клочок сознания Космоса, точно так же, как и ты сейчас. Тебе может быть странно ощущать себя без мелкого носика и длинных лодыжек, а также без голоса, но теперь это все не имеет значения. Ты скоро привыкнешь и будешь созидать Великолепное.
Она плыла в тишине, разрываемой всполохами мысленных токов, блестела ее сущь, но отчего блестела – понять она не могла, как не силилась покрыться вящим туманом обозначения.
«Истории пишутся теми, у кого есть руки, глаза и мозг, а чем теперь буду писать свои рассказы я?» – Задалась вопросом мерцающая Василиса.
– Ты будешь создавать истории, но не словом, а делом. В Космосе полно пустующих мест и чем-то, время от времени, их нужно заполнять. Проще и быть не может! Звездное вещество, что в тебе, это оно мерцает таким манящим светом!
Бесплотный дух девы принялся парить над недвижимым островом светящихся точек. «Это галактика, с глубокой пустотой внутри». Полетел дальше и увидел, что галактики входят в некую структуру, которая постепенно, по мере удаленности, принимала вид ветвящейся формации.
