– Ты действительно едешь? – спросил он без улыбки.
– Да.
– А зачем тебе это нужно, – спросил он строго, глядя в глаза, как мог спросить с наших сотрудников.
Я понял его прямой вопрос, – зачем тебе, успешному и состоявшемуся, нужна эта опасная глупость, чего не хватает, красивая и умная жена, трое детей, счёт в банке, загородный дом и отличная квартира, машина, ужины в ресторанах, абонемент в фитнесс-клуб. – И мог бы ответить прямо, – к тридцати семи жизнь свелась к воспитанию детей. Работа ради занятия, ради содержания семьи и положения в обществе, но в основе бессмысленная, ибо сделают её и тысячи других. Семья, крепкая общей любовью к красивым и здоровым детям. Но любовь супругов, верных и преданных друг другу, за 15 лет испарилась. Дружба, общие интересы, сожительство, вот что я говорил жене в слове люблю. Жизнь не была крахом, но не стала и победой. Более того, оказалось, что победа невозможна. Хотелось свершить хоть что-то для себя лично, изменить этот однообразный прожитый год, потому воплотить детскую мечту, – отправиться через всю страну к Тихому океану, – стало надеждой души.
Но такая речь была бы слишком откровенна для нашего приятельства, всуе именуемого дружбой, от того, что мы ходили друг к другу в гости, на дни рождения и иногда отдыхали семьями, потому ответил кратко:
– Устал. А маршрут детская мечта.
Наши дружеско-партнерские отношения строились на правиле получил – расплатись. Потому за дружеский подарок в два месяца отпуска, ожидаемо получил предложение отработать неделю в Екатеринбурге, пару дней в Нижнем Тагиле и, возможно, где-нибудь по дороге.
Мы с Виталием выпили в моем кабинете по бокалу за решение, которое далось нелегко нам обоим, и домой меня отвез Сергей».
Черный «Форд» скрылся за монастырём. После двух часов, когда роботом он выжимал ногой сцепление и двигал вперед-назад рычагом переключения передач, машина неслась по чистому шоссе, освещая фарами вечер. Через несколько минут оживленной музыкой езды, автомобиль съехал с шоссе в поселок городского типа, и гусем переваливаясь на ямах прошагал до девятиэтажного дома из квадратов панелей, где почти в каждой прямоугольным сердцем светилось окно. В старом исписанном лифте он устало не видел себя в зеркале, со сколом перевернувшегося карбаса в правом нижнем углу и улыбкой царапины.
Он бесшумно отворил дверь; из темной гостиной, где светился телевизор лицом серийной актрисы, к нему вышла жена. Вместе они проложили треугольник света до двухъярусной детской кровати, – освещаемые с подоконника, из узкой пещеры задернутых штор оранжевой одноглазой головой ночника пирата, с занесенной саблей над черным платком с черепом, размеренно дышали сыновья.
Он быстро и плотно ужинал. Жена мыла посуду, рассказывала новости о сыновьях, Сергей отвечал о работе. Усталый, он сходил в туалет и придавленный тяжелым животом мгновенно заснул. Жена пересматривала фильм по телевизору, от того ли что сильно пахли его потные ноги и волосатые подмышки, или не так устала за день.
Проснувшиеся рано утром, как в сад и школу мальчишки разбудили родителей, включили телевизор.
У дороги, по которой проносились машины, между навесами из железных листов, с боков и тыла в дышащих стенах синей парусины, между вагончиками со стеклянными окнами витрин толпились покупатели. Их семья, словно змея в голове с супругой ловко лавировала к овощам, носкам, колготам, детским майкам, хлебу, мясу. Под ногами вытоптаны в пыль весенние лужи; ребят отпустили на площадку и молча шли, нагруженные сумками, часто останавливались поговорить со знакомыми и шагали дальше, выбирая прогретый солнцем путь. После шумного субботнего обеда он повез мальчиков в соседний город на тренировки, старшего на бокс, младшего в бассейн.
Жмурясь закатному солнцу, бившему в лобовое стекло, он гнал автомобиль по асфальтовой дороге. Слушали радио, в багажнике литаврами грядущего вечера звякали миски с салатом, словно нетерпеливые гости, постучавшиеся раньше срока. Жена прихлебывала пиво, вынимала из пакета с девочкой щепотью осенние лепестки хрустящего картофеля. Асфальт сменился бетонными плитами, на которых «Форд» пошел поездом, стучал колесами на стыках, после медленно хрустел гравием, как пьяный шатался от одной обочины к другой, остановился пропустить встречную машину, и покачивался дальше на ухабах, ныряя в ямы как лодка в зыбь, вдоль густых кустов в металлической сетке до пустоты арки из сваренных труб, где под чердаком тупого угла крепилась вывеска «Садоводство Ромашка».
Братья распахнули калитку из блестящего листа кровельного железа, с криками побежали к деду с бабой. Впереди, до раскрытой на параллельную улицу калитки участка соседей, лежала ровная, как разбежная полоса аэродрома дорожка белых плит, по краям которой, как придорожные рощи с высоты полета кустики клубники. Слева от входа тянулась открытая терраса дома. Справа узкими наделами до смородиновых кустов пышные гряды ярко-черной земли, ровные, как солдатские постели, без единой травинки.
Только посредине пышных кроватей, как зачесанные гребешком волосы на шлеме центуриона, стояли высокие перья луковой грядки, а рядом клочками былой прически первые всплески листьев редиса. Он пошёл, натянутыми мышцами удерживая тяжелые сумки, за брусовым желтым углом дома отразился в стеклянной теплице с помидорной рассадой у деревянных шестков. Над стеклянной крышей парника три кроны яблоней, усыпанные белыми цветками. Сдвинув Сергея, хлопая пятками босоножек, на ходу расстегивая белые брюки, пробежала жена и скрылась вправо, за оранжевой, сложенной из бруса баней под блестящей крышей гофрированного металла. Пахло свежестью протапливаемой печи. На дрожащих листьях яблони дымилась тень из короткой трубы.
Голый по пояс он пил как любил пиво; из тяжелой кружки, ограненной, будто склеенной из мозаичных квадратиков стекла, чувствуя верхней губой плотный слой пены, большими глотками холодную горькую влагу. В бане было сухо, легко дышалось, а жар такой, что сквозь эмаль обжигало корни зубов, а ведро ледяной воды на тело только на мгновение охлаждало. Под конец он несколько раз плескал на раскаленные камни. Пар ударял в голову, шумел, и он выпал в предбанник, удерживая внутри ускользающее сознание, ощущая покалывание по всему телу. С холодным пивом он чувствовал, словно тело укрыли нагретой простыней и баюкали в нежных руках. За столом жена с тещей слаженно, словно единое тело многорукого бога, нарезали в прозрачную салатницу овощи. Через распахнутую калитку он увидел сметанную фару «Форда» и с ужасом вспомнил, как грузовик смял крыло, и неделю, пока машину ремонтировали, он вставал в пять утра, в темноте шел к остановке автобуса, ждал на сыром ветру, или под дождем, в тесноте доезжал до станции, в прокуренном тамбуре, сжатый телами стоял до московского вокзала, потел в душном метро, а после раздраженно и устало приходил к запертым дверям офиса за 20 минут до начала рабочих часов.
