— Зачем привёл меня сюда, Проша?
Веснянка едва не стучала зубами, стараясь унять непонятный озноб. И не в речной прохладе было дело, а в охватившем всё её хрупкое тело желании прижаться к парню, замереть в его горячих руках. Что за колдовство? Неужто опоили её приворотным зельем там, у костра?
— Покажу, как солнышко в речке нашей купается, — шептал Прохор, обдавая лицо девушки хмельным дыханием.
— Неужто я не видала? — из последних сил Веснянка пыталась вывернуться из нежных объятий. — По осени с подружками завсегда на высокий берег ходим смотреть, как на дальнем повороте солнце в воду ныряет.
— С подружками — это одно, а с парнем — совсем другое, чуешь?
— Пусти, Проша, — пискнула девушка, стараясь отвести от себя настойчивые руки.
Он же подхватил зубами ткань рубахи на её плече, сдвинул в сторону и стал целовать шею, ключицу, ложбинку между грудями.
Ой-ёй-ёй... Заполыхало девичье тело, подогнулись колени... Ещё чуть — и упадёт Веснянка на траву, разомлеет под тяжёлым парнем и закричит от неведомых ранее чувств.
«Не смей любиться с Прохором до свадьбы! — заколотился в висках отцовский бас, — не то ждёт тебя судьбина Дуняши-утопленницы!»
Ухватилась девушка за эти слова, как провалившийся в болото путник за свисающую над трясиной ветку. Мигом напряглась, упёрлась парню в грудь и отшвырнула от себя.
— Чего творишь, охальник?
Замер он в шаге от девчонки, глаза сверкают, кулаки сжаты, рот недобро кривится:
— Так ты меня любишь?
Веснянка суетливо поправила одежду, не прекращая пятиться, и при этом не могла не залюбоваться парнем. Ой, хорош поглядеть! Плечи широкие, крутые, ноги стройные, длинные, кудри тёмные в кружок, глаза с прищуром — цвет не сразу определишь, но Веснянка знает: серые, как тучи вдоль зимнего горизонта. Все девки Крайней Рябиновки в Прошу влюблены. Да и молодки замужние засматриваются на парня. И никак в толк не возьмут, почему такой красавец Веснянку гулять зовёт, а не подружек её, там куда смазливее есть и ярче, чем бледная худыха с длинной русой косой, вполне обычными в их деревне голубыми глазами да светлыми бровями. Приятно Веснянке внимание Прохора, но памяти не потеряла, наказ отцовский хорошо усвоила.
— Люблю, да только...
— Чего? — сердито проворчал парень, резким движением сорвал высокую былинку и сунул тонкий стебелёк в рот.
У девушки ком в горле застрял, будто это её переломили да вот-вот в речку закинут. Закусила она губу, гоня неприятные помыслы, поглядела в сторону, посопела и нашлась с ответом:
— А ты меня любишь? Когда свататься придёшь?
— Свататься... свататься... Заладила! Будто не знаешь. Мои считают, рано мне. Пока старшого не оженили, я не при делах.
Веснянка знала даже более того. Младший братец Огонёк ещё весной подслушал разговор Прохоровой матушки с кумой. Обе наперебой ругали Веснянку и говорили, что не пара она их красавцу Проше. Затаила девушка эту сплетню глубоко в сердце, не проговорилась любимому, а теперь вот и вспомнила:
— Не позволят нам с тобой свадьбу сыграть, Проша.
— Так просто не позволят, а ежели понесёшь, некуда им деваться будет, — он шагнул ближе и потянулся к Веснянке. — Или ты не хочешь за меня?
— Хочу... только...
— Чего опять?
— Ежели бы ты доказал свою любовь.
— Как же я докажу, если ты меня к себе не допускаешь, недотрога!
— Так хоть цветок папоротника принеси, всё мне проще поверить будет. Он ведь влюблённым даётся, больше никому.
— Это как же понимать? — усмехнулся Прохор. — В лес меня гонишь?
— Не гоню, — замотала головой девушка, — а вот когда принесёшь мне тот цветок, поверю в любовь твою.
— Ладно, пошёл, раз так! — развернулся Прохор на месте, отбросил изжёванную травинку и пошагал вдоль берега к темнеющему вдали сосновому бору.
— Проша! — закричала Веснянка, не решаясь кинуться за ним вдогонку. — В шутку я! Вернись!
Парень не слушал, шагал себе, не оглядываясь.
Нечего делать бедной девушке — бежать за любимым опасалась, а вдруг в другой раз не выдержит натиска и поддастся сладкому нажиму? Ой, нельзя... нельзя... и не только потому, что батюшка заругает. Не очень-то верила Веснянка, что будущие свекровь со свёкром возьмут в дом гулящую. А ну как заподозрят, что от другого парня тяжёлой стала? Уж как строго следили за девушками в деревне! Это парням распутничать не запрещалось, хоть поведение такое и не хвалили, а девице одно подозрение могло всю жизнь испоганить. Вот хоть как той Дуняше.
Потеребила Веснянка косу, повздыхала, глядя вслед Прохору, а как силуэт его в дымке сумрачной скрылся, пошла домой. Возвращаться на поляну, где вокруг костра пели да плясали, не захотела — не тот настрой. Брела по тёмной улице, глотала слёзы да думала о несчастной Дуняше, пример которой многих девушек от страшной ошибки уберёг.
***
Давно это было, ещё отец Веснянки подростком в ночное лошадей гонял, а мать за младшими сестрёнками присматривала. Дуня жила в соседней деревне. Красавица была не в пример Веснянке: волосы густые, тёмные, брови дугой, ресницы, словно крылья бабочки Шоколадницы, грудь, бёдра — всё при ней. Многие парни, да и мужики вдовые на девицу заглядывались, а она страдала по заезжему прасолу[1]. Тот, конечно, любого деревенского мужика мог за пояс заткнуть: статный красавец с громоподобным голосом силищу имел недюжинную и характер крепкий, одежда на нём всегда была добротная и чистая, будто только купленная — ни заплат, ни пятен, ни даже малой штопки. А уж как картуз на его рыжих кудрях сидел — загляденье! Каждый раз этот прасол, как в Дуняшину деревню приезжал по своим закупочным делам, ей подарочек привозил. Без памяти влюбилась в него девушка, всем сватам отказывала, умоляла родителей позволить ей замуж за прасола пойти, но те упёрлись, не захотели красавицу-дочь на сторону отпускать, да и слух про того мужика недобрый шёл, болтали, что в каждой деревне у него такая «Дуняша» имелась. Тут уж не понадеешься, что состоятелен и деловит.
Ни на кого другого Дуня смотреть не хотела и советов чужих не слушала — так и сбежала с тем прасолом.Погоревали-погоревали родные, да и смирились. Полгода не было вестей от беглянки, а потом в очередной свой приезд горе-супруг привёз её и вернул со словами: «Строптива больно, а жена покладистой должна быть, не ревнивой». После такого позора никому Дуняша не нужна была ни в родной деревне, ни в соседних.
Спряталась брошенка в родительской избе, соседям на глаза не показывалась, да только дома ей житья тоже не было: целыми днями одни попрёки да увещевания. Вот пригрело солнышко, вся деревня на лугу собралась лето встречать. Ночь напролёт веселились односельчане: пели, гуляли, хороводы водили, через костры прыгали. Тому, что Дуни нет среди них, никто не удивился — прячется, ясно. Под утро вернулись родные домой, а девки-то и нет. Ушла, а куда — неизвестно.
