Алфи шел по галечным дюнам брайтонского пляжа к палатке с мороженым. Неожиданно в него врезался рыжеволосый мальчик с фрисби и сбил на землю. Алфи вовремя сдержал возмущенный вопль и очень постарался улыбнуться, ведь мальчик был из той большой компании ребят, которые по-щенячьи плескались у кромки воды, кричали друг другу загадочные фразы – «Что, съел?!» или «Кукареку!» – и хохотали без всякой причины.
– Здравствуй, – сказал Алфи.
– Привет, – ответил мальчик.
Он уже стоял на ногах, готовый умчаться, взгляд был прикован к толпе друзей, которые ждали и махали от воды. Мальчик запустил фрисби в их сторону – ярко-оранжевая вспышка на фоне голубого-голубого неба – и лишь затем посмотрел на Алфи.
– Почему ты так одет? – спросил. – Странно выглядишь.
И убежал. Алфи поднялся с неудобной гальки, отряхнул брюки и полосатую рубашку, купленные мамой специально для поездки на пляж.
Ничего страшного, утешил себя Алфи. Не такие уж эти ребята интересные. Во-первых, они, кажется, младше него, да и скучные наверняка, если отбросить их вопли и улыбки. Громкие дети часто скучные. Да и что бы сказала мама, если бы Алфи бросил свою мороженную миссию и припустил к ним играть? Если бы поскакал к волнам, окунулся в шум и визгливый смех, в кучу малу, где все пинают мелкую гальку?.. «Она попадет тебе в глаз, – сказала бы мама. – Или еще хуже, ты попадешь кому-нибудь в глаз». Если бы Алфи помчал навстречу водным брызгам, которые разлетаются по воздуху от танцующих пальцев и сверкают в лучах не по сезону жаркого апрельского солнца? «Вода смоет солнцезащитный крем, – заметила бы мама, – а мы ведь знаем, чем такое чревато? Такое чревато раком кожи, Алфи, родной, и кому тогда будет весело?»
Алфи понятия не имел, кому будет весело. Наверное, этим ребятам; они не перестанут по-щенячьи плескаться в кромке прибоя на брайтонском пляже даже тогда, когда Алфи, одетого в больничную рубаху, уложат на койку и подключат к огромной гудящей штуковине со множеством трубочек, какие показывают в кино про больных. Голова у Алфи облысеет, как у раковых детей в телешоу «Разрядка смехом» и «Дети в беде», ведь Алфи, по словам мамы, станет раковым ребенком, а эти шумные ребята продолжат играть у воды.
Впрочем, время уходит, мама и Уоллес забеспокоятся. Алфи встряхнулся и возобновил путь к палатке с мороженым. Идти оказалось трудно: ноги утопали в гальке, повсюду были люди, одеяла и пляж.
Если до такого все же дойдет, рассуждал Алфи по дороге, и он действительно станет раковым ребенком, ему нужно просто дожить до одиннадцати лет. Тогда проявятся его магические способности, он начнет брать уроки и узнает, как себя вылечить, ведь волшебники, ряды которых пополнит Алфи (он сомневался, что те смешливые ребята, похожие на стаю щенков, тоже волшебники), не болеют раком, а если и болеют, то недолго, потому что обладают чудесными способностями к самоисцелению. Значит, нет никакой надобности переживать о солнцезащитном креме или держаться подальше от воды, и мама не права – совершенно не права.
Однако краснолицый Уоллес обязательно ее поддержит, и Алфи будет очень сложно спорить с ними обоими, когда они начнут называть его «своевольным упрямцем» и «сплошным мучением». Даже пробовать не стоит. Если честно, то лучше подождать до одиннадцати лет, а уж потом забросить солнцезащитный крем, потому что становиться раковым ребенком до появления целительных способностей не хочется. Алфи повременит. На это у него ума хватит. Алфи разумен не по годам, часто повторяла в школе мисс Леннокс. Ему нравилась мисс Леннокс, и не беда, что у нее странные зубы и что она вместо «с» произносит «ш». Бедная мисс Леннокс. Жаль будет уходить от нее через десять месяцев, когда Алфи станет волшебником. Хотя уходить раковым ребенком тоже жаль, поэтому, наверное, следует подчиниться правилам солнцезащитного крема. Никакого моря. Никаких брызг. Никаких плясок и воплей у кромки воды.
Алфи отвернулся от ребят и устало побрел дальше. Вскоре он уже щурился на мороженщика, мужчину с помятым лицом и шипом в ухе.
– Два рожка, пожалуйста, – произнес Алфи. – И один лимонный сорбет.
* * *
Лучано-прорицатель – известный так же как Питер, а иногда как «чел» или «приятель» в среде наркоманов брайтонского побережья, в силу того, что он был двадцативосьмилетним белым мужчиной с дредами и носил вьетнамки независимо от сезона, – в глубине своей темной гадательной кабинки собирал вещи: ключи, деньги, солнцезащитные очки и бандану. Сегодня он закрывался рано: мечтал понежиться до заката в солнечных лучах, немного побыть в гармонии с красотами Вселенной. Не воспользоваться такой погодой было бы преступлением, сейчас лишь апрель, но стоит волшебное тепло, необычное даже для южного побережья – даже для Брайтона с его знаменитым микроклиматом. Ах, брайтонский микроклимат! Разумеется, при его упоминании Лучано-прорицатель/Питер глубокомысленно кивал и вслед за всеми в городе настаивал, что микроклимат неповторимый, вот только искренне ли кивал? Брайтон казался Лучано-прорицателю/Питеру таким же пасмурным, как и любая другая часть Англии.
Он ненадолго забылся и, натягивая бандану на грандиозную прическу, громко промурлыкал случайный отрывок из «The Great Gig in the Sky» [1] («Господи, – произнес в голове тихий назойливый голос, очень похожий на голос отца. – Совсем не Фрэнк Синатра»)… ох, сбился с мысли. «Pink Floyd», отец, собственный ужасный вокал, а что было в голове до того? Брайтонский микроклимат, погода не по сезону… Вселенная! Вот именно. Вселенная. Сегодня надо не переживать, а испытывать благодарность за свою удачу, за благословенное счастье быть частью вселенской, с позволения сказать, любящей матери. Он, Лучано-прорицатель/Питер, – дитя Вселенной, как и все люди вокруг, и этой радости у него не отнять, пусть ничего другого и нет, а если отцу не нравится, то пошел он к черту. Лучано-прорицатель/Питер воткнул солнечные очки куда-то между дредами и банданой, сунул ноги во вьетнамки и шагнул на асфальтированную дорожку. Да будет так, решил он и сам не понял, как «так», потому что растерялся от солнца и его теплой ласки.
Зима выдалась долгой – по слухам, худшей с тысяча девятьсот девяносто шестого года, когда в феврале Юпитер три недели противостоял Сатурну, а Меркурий двигался по ретроградной орбите. Или Сатурну противостояла Венера?.. Лучано-прорицатель/Питер сейчас не помнил; вполне возможно, что и она. Либо так, либо это вопрос перспективы, и на самом деле Сатурн противостоял Венере, а Меркурий вообще был ни при чем. Нужно справиться по книгам, потом, вечером, хотя… хотя до чего же
