1. Лучше журавль в небе, чем Синица в руках
Как побитая псина, я сижу на полу в холодной по всем фронтам комнате и сплевываю кровь. Правый глаз затек, вторым тоже слабо вижу, а ребра ноют и горят.
Сломали.
Этот факт я готов признать, но они не сломали меня — и никогда не сломают в принципе.
Хер им всем. Всем! Всем…
- Говорят…у тебя фамилия Грозный? - слышу тихий голос со стороны двери душевой, ухмыляюсь.
Пришли добивать? Ну, попробуйте. Я просто так не сдамся. До конца стоять буду.
Даже несмотря на то, что прилагаю все усилия, чтобы вглядеться в темноту, а о том, чтобы подняться, пока речи идти в принципе не может.
Кажется, я теряю фокус.
Вижу только «обширную», темную фигуру.
Плевать. Подойдет ближе — буду драться. Отдам все, но больше не позволю себя нагнуть. До последнего вдоха буду сражаться за то, что от меня осталось.
- Грозовой, - с ухмылкой поправляю, подчеркивая свои намерения, а в ответ — тишина.
Слышу, как где-то капает настырный кран, который видал, в теории, времена получше. А может, и нет? В этой богом забытой дыре вряд ли когда-то стояло что-то новое.
Новые люди — явление более частое. Я вот себя прошлого будто потерял на полу умывальника, потому что почти его не помню. После такого «посвящения» в ряды «полосатых», наверно, неудивительно. У меня явно сотрясение, а может, что и похуже. Хотя вряд ли хуже, раз я способен еще планировать последнюю атаку и ухмыляться, да? А еще слышать. Очень остро слышать, кстати. Вот о чем говорят, когда рассказывают про внезапное усиление чувств? Хм, интересный эффект. Лишаешься одного из пяти — четыре активизируются автоматически.
Со слухом, кажется, разобрались, а что насчет остального? Втягиваю носом спертый, тяжелый воздух, который неприятно липнет и оседает в легких, улавливаю аромат хорошего мыла.
Я отлично помню аромат хорошего мыла. Так она всегда пахла.
Резкая боль сотрясает мозг, и дело не только во все-таки сломанных ребер, о нет. На это, по сути своей, плевать с высокой колокольни, а вот в области сердца действительно адское ощущение. Все мои физические травмы не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит у меня в груди.
Там мясорубка.
Чертова мясорубка. Из-за одной проклятой бабы, которую надо было обходить стороной, а я, как дурак, шел в противоположную.
Почему я никого не слушал? Друзья часто говорили:
«Грозный, лучше журавль в небе, чем Синица в руках.»
Хохмили. Весело очень. Мне тоже было весело. Я отмахивался с улыбкой и говорил, что-то вроде:
«Не надо завидовать…»
Потому что знал: каждый мечтает оказаться на моем месте рядом с такой, как она. Рядом с такими, как она, редко удается оказаться таким, как я, чтобы вы понимали.
Это птица совершенно иного полета, не похожая ни на кого, сказка и мечта, сошедшая с Олимпа. Яркая звезда. Самая большая — солнце. А я, дурак, забыл, что к солнцу близко приближаться равно смерть. Или не забыл? Я хорошо помню, как наши отношения развивались, и если раньше в глазах друзей действительно горела зависть, вскоре она сменилась беспокойством.
«Вы совсем разные, Вань. Посмотри на нее: принцесса на горошине, твою мать! Все ей не так!»
О да…Василисе все «было не так». Она любила, чтобы «по-особенному», чтобы так, как привыкла, а я этого не видел. Точнее, как? Видел в ней глубокое и не признавал, что, по сути своей, она мельче лужи перед домом. Я даже с самым близким другом подрался, защищая ее честь!
Мне же плевать было! Идиот, готовый гореть, тогда чего сейчас жалуюсь? Меня все предупреждали: херово кончится. Вы не пара. Ее семья вам не позволит вместе быть, и ты огребешь! Не она! Ты! Ты за все платить будешь, она ведь ни за что платить не привыкла! Эта девчонка от благ своих ради тебя никогда не откажется!
А я продолжал переть напролом. Ну и? Пер? Вот куда меня это «напролом» завело.
Снова реагирую на звук тяжелых шагов за дверью. Берцы оставляют скрип на гладком полу, звенят ключи. Охранник. Сейчас он свернет эту милую беседу, а значит, у меня есть хороший шанс дожить до утра, но не тут-то было.
Шаги на миг замирают у душевой, но потом идут дальше, и я не могу удержать тихое, еле уловимое разочарование, которое, в свою очередь, мой незримый оппонент ловит сразу.
- Надежда — вещь опасная, мальчик.
- Пошел ты… - хриплю, снова сплевываю кровь, а тень веселится пуще прежнего.
Пусть меня тут закатают в плитку, но хрен я прогнусь. Такие, как я, не прогибаются. Не тот характер, дорогуша. Я привык драться до победного, и это, внезапно, оценивают высоко.
- Ты хорошо дрался, но у тебя шансов не было.
- Пятеро против одного — это всегда отсутствие шансов. Дай мне подлечить ребра, а потом выйди со мной один на один, и я тебя уничтожу!
- А я смотрю, ты все честности ищешь? - снова насмешка, - Глупый мальчишка! Тебе до Грозного далеко пока…
- Пошел ты на хер!
- Кусаешься? Это хорошо. Характер — важно, да и потенциал у тебя поразительный. Это тоже важно, чтоб ты знал. Потенциал развить в мощь при правильном нажиме реальнее, чем твоя разбитая морда.
- Помощь предлагаешь?
- Типа того. Я знаю за что ты здесь.
- Я не виновен! - рычу, но в ответ снова только потешаю.
- Это меня не волнует. Посмотрим, что из тебя слепить получится…или как? Попробуешь сам побарахтаться?
- А ты быков своих снова пошлешь?
- Я нет, только я здесь не один. У меня спина широкая, Ванечка, но она защищает не всех.
- Так это попытка подмять под свое крыло?
- Вообще…планы на тебя у меня несколько другие. Я помогу тебе, ты мне…
- И чем мне платить за твою помощь? - сплевываю снова сгусток мерзкой, железной крови, - У меня нет ни хрена.
- Пока. У тебя пока ни хрена нет, но времена меняются и те, кто были на коне, легко могут с него свалиться. Особенно если ударить правильно. Я научу тебя бить.
- Чего ради?
- А это сейчас неважно. Посмотрим на твои успехи, там поговорим…
Пять лет спустя
Мы медленно едем по горящей всеми огнями радуги Москве, а я думаю только о том, что глагол сюда лучше было бы вставить другой.
Катимся.
Мы именно катимся, примерно как к черту, но это лирика и сантименты. Здесь они абсолютно лишние.
Отец обожает фразу, что «рожденные ползать, не умеют летать». Он ее используют по отношению ко всем людям, кто ниже его по статусу. Моя семья — очень состоятельная: дома, квартиры, машины — я ни о чем не беспокоюсь. Знаю, что вы подумали сразу: очередная богатенькая принцесса, которая жалуется на свою жизнь с пьедестала, но…поверьте, моя жизнь не такая прекрасная, как вам может показаться. Машины, квартиры, дома, брендовая одежда и бриллианты, которые так красиво переливаются даже сейчас на моем запястье — у всего этого есть цена, и она, гарантирую, не в бумажках измеряется. Примерно одна душа — вот чем ты на самом деле платишь. В моем кругу это нормально. В моем мире так все живут: плевать на душу, главное достаток и состояние.
