На протяжении всей нашей жизни мы заводим знакомства с совершенно разными людьми – с одними мы дружим, общаемся, другие нужны нам для взаимовыгодного сотрудничества, третьи – наши родственники, близкие – люди, которым мы можем доверить откровения нашей души. Таким образом, со временем накапливается огромная масса людей, людей, которых мы приняли в свой круг, с которыми живём, делим быт, словом, все эти люди нам уже не чужие, мы к ним привыкли, привыкли и они к нам. А как насчёт тех людей, которых мы встречаем мимоходом: на улицах, на остановках метро, в автобусе, в магазине? Порой мы на них даже не взглянем, большая часть из них нам не запомнится, ведь мы определились со своим кругом, и пускать кого-то ещё в этот тщательно отшелушённый, отшлифованный круг знакомых мы не очень-то и хотим…
Я учился на втором курсе, и мне, как самому обычному, среднестатистическому студенту, приходилось добираться до университета на автобусе. В этот день, пятнадцатого сентября, лил дождь, и выходить куда-то на улицу в такую слякоть и сырость мне совсем не хотелось. Но, взяв всю волю в кулак, я откинул мягкое, тёплое одеяло и, чтобы не передумать лечь снова в кровать, стал собираться настолько быстро, насколько это было возможно. И вот уже очень скоро я оказался на улице, я шёл, спрятавшись от дождя под зонтом, минут десять, именно столько времени я затрачивал на то, чтобы добраться до ближайшей автобусной остановки. Кроме меня на остановке было ещё человек двадцать, все сонные, ещё не злые, но уже и не добрые, стояли и ждали нужный им автобус. Я тоже ждал, ждал, молча уставившись то на одного, то на другого человека. Среди всей этой на первый взгляд однородной толпы встречались и весьма занимательные личности – вот одна не поленилась встать очень рано, чтобы навести довольно-таки впечатляющий марафет. А этот мужчина явно был чем-то недоволен, пока я глядел на него, у меня сложилось впечатление, что именно сегодня, в столь ненастный день, его вызвали на службу, и он, ещё вчера мечтавший выспаться и заняться только ему интересными делами, встал, как и все, – очень рано и пошёл на работу.
А вот и мой – двадцать третий. Ещё раз окинув взглядом всех, я сложил зонт и сел в автобус. В автобусе уже накопилось достаточно народу, чтобы можно было позволить себе свободно стоять на одной ноге. Совершенно не желая этого, я задел своим зонтом мужчину. Он посмотрел на меня взглядом, в котором не было запечатлено какой-либо эмоции. Удивившись и долго глядя на него, я всё-таки сообразил извиниться, хоть и сделал это на самом деле машинально. Весь остаток дороги я смотрел на него. Он был маленького роста, в сером пальто, чёрной шляпе с небольшими полями, в чёрных кожаных перчатках и очках. Ботинки выдавали его практичный склад, они были из грубой недорогой кожи, подошва была прошита двойной строчкой, так делали очень бережливые люди, желавшие, чтобы приобретённая обувь служила им как можно дольше. Одной рукой он держался за поручень, а в другой руке он держал зонт, чёрный зонт-трость. Глаза его были бледно-серого, почти выцветшего серого цвета, а из-под шляпы виднелись поседевшие и поредевшие волосы. Всё то время, пока мы ехали в автобусе, он не сдвинулся с места, для меня это было настолько удивительно, что, после того как я вышел из автобуса, ещё некоторое время думал о нём.
С тех пор я встречал его почти каждый день. Это было не трудно. Если я садился на свой двадцать третий маршрут автобуса рано утром, то обязательно его встречал. Этот человек всегда стоял в одном месте – спиной к окну, лицом к дверям, держался за поручень всегда правой рукой. Он практически не моргал, иногда у меня складывалось впечатление, что он и вовсе неживой. Если в салоне автобуса становилось свободнее и если даже появлялась возможность присесть, этот человек такой возможностью не пользовался никогда. Часто я фантазировал на тему того, кто он такой, чем занимается, какое у него самое любимое занятие, музыка, женат ли он, есть ли у него дети. Но то, что я представлял, было лишь моим воображением, на самом же деле я не знал о нём ничего. Порою мне даже хотелось приветствовать его, ведь за два года практически ежедневного наблюдения я почти привык к нему. Он уже казался мне не таким уж и чужим.
Но в следующий раз, когда я так же, как и всегда собирался в университет, я не застал своего «приятеля». Тогда я не придал этому большого значения, ну мало ли, думал я, а может, он приболел. Ведь он такой же, как и все мы. Ведь он тоже человек, и, как и со всеми нами, с ним тоже могло что-либо случиться.
…Я его больше никогда не видел. Честно признаюсь, я был в растерянности, мне даже было не по себе – ехать «одному», ехать без него. Тогда мне очень хотелось узнать, что же случилось на самом деле. Как-то раз я даже рассказал о нём своему лучшему другу – Анри, он был очень удивлён моему рассказу, потому что так много думать и уж тем более привыкнуть к человеку, имя которого тебе даже неизвестно, по его мнению, абсурдно. Тогда он посоветовал мне выкинуть это из головы и больше не думать об этом. И как говорится, «время лечит». Вскоре мы окончили университет, поступили на разные службы. Дела учебные заменились делами рабочими.
С тех пор прошло много времени, я стал уже главным редактором одного журнала, моя голова стала покрываться проседью. К этому времени у меня была уже семья и двое детей. Анри стал успешным предпринимателем. Как старые друзья, мы время от времени встречались в каком-нибудь уютном кабачке за кружкой прохладного, янтарного цвета напитка, но близость душ, присутствовавшая в студенческие годы, заменилась лишь кратковременными встречами, на которых, ни он, ни я не могли себе позволить те разговоры, которые обычно заводятся у очень близких, доверяющих друг другу людей.
Однажды к нам в отдел устроилась работать девушка. Её звали Вивьен. Она всегда выполняла свою работу аккуратно и вовремя. Сама она была весьма миловидна, даже красива, интересна как собеседник и дружелюбна, благодаря чему вскоре заслужила всеобщее почтение. Начальство, в том числе и я, ценило её за безупречную работу, а коллектив – за весёлость нрава и оптимизм. Как-то раз, проходя мимо столика, за которым обедали наши работницы, в том числе и Вивьен, я обратил внимание на фотоальбом, который она держала в руках. Если бы не одно обстоятельство, я бы даже не стал разбавлять собою их и без того весёлую компанию. Дело в том, что именно в этот момент, когда я проходил мимо, Вивьен держала страницу альбома, на которой была вставлена фотография с изображением её самой и какого-то старика. В тот момент облик того мужчины мне показался до боли знакомым. Я присел к ним и попросил Вивьен и мне показать альбом. С самого начала и до самого конца альбома были фотографии с изображением этого человека. Тогда я спросил её о нём. Это оказался её отец, который умер двенадцать лет назад. Её отца звали Робен. Вот так, разом я получил ответы на интересовавшие меня когда-то давно вопросы. Вивьен ещё долго рассказывала мне о нём, но я уже не слушал, потому что человек, который так надолго мне врезался в память в студенческие годы и которого сейчас, вот в этот самый момент, я так долго не мог вспомнить, был тот мужчина из автобуса, был МОЙ «приятель».
