В солнечный, ясный и теплый сентябрьский день я с семьёй поехал в Пермь. Расстояние было небольшое – каких-то 300 километров или четыре часа пути. Уже разноцветные, но ещё не опавшие листья на деревьях навевали романтическое настроение и такие же, абсолютно неразумные мысли.
–А давай проедем через Нагорную (это бывший шахтёрский, потом дачный посёлок рядом с г. Губаха) – вдруг решил я.
Жена, доверяя моему опыту, стажу вождения и надеясь на моё благоразумие согласилась. Наиболее весомым аргументом было сокращение пути, почти на сто пятьдесят километров. Т.е. по времени быстрее в два раза.
Сказано – сделано. И вот мы, перевалив через железнодорожный переезд, двинулись в заросшие мрачным лесом Уральские горы по грунтовой, слегка разбитой дороге.
Приключения начались на первых трёх километрах. Выбрав на развилке из двух дорог более укатанную, мы попали на делянку, которой дорога и оканчивалась. Нисколько не расстроившись – я бодрился, жена верила и пока не понимала, в какую авантюру я всех втягиваю, мы вернулись на развилку и двинулись по другой дороге. Менее укатанной, но зато более узкой, сырой и разбитой настолько, что по лесу было бы наверно ровнее, дороге.
Даже в этих настораживающих условиях, у меня «хватило ума» попытаться «срезать» через поле. Срезал, сел в тщательно перемешанную лужу в десяти метрах от, как мне показалось, бетонной дороги. С трудом вытолкав машину – Ваз 2104 десятилетнего возраста и сменившую до меня уже трёх хозяев, я, отъехав для разгона, с рёвом ломанулся на штурм. Получилось. Дорога стала на пару метров ближе, а машина села ещё глубже. Используя опыт предыдущего выталкивания и хлипкую силу, уже слегка уставших, подкапотных лошадок мы вытолкали машину обратно на сухое место и поехали к дороге.
Пытаясь удержать машину на кривой, избитой и очень узкой дороге, я дал себе зарок «Больше не срезать». И вот дорога. То, что я считал «бетонкой», оказалось бетонной лежнёвкой. В чём разница? Просто «бетонка» – это дорога с твёрдым (бетонным) покрытием, а лежнёвка, это когда узкие бетонные плиты положены только в районе колёс. И основания у дороги, как такового нет. А ещё её клали, рассчитывая на грузовики, а не на легковые машины.
Уральские лесные дороги интересны тем, что очень извилисты как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскости, причём эти изгибы комплексны, т.е. подъём/спуск с сочетанием поворотов. Серпантином это назвать трудно. Это просто уральские дороги. И вот эти многочисленные изгибы не дают возможность увидеть, какую-либо большУю часть дороги. Метров 200 – 300, а что дальше – неизвестно.
Движимый желанием проехать, любуясь лесными красотами края, я вместе с семьёй устремился вперёд. Наличие такого же желания у семьи наверно не было. Заманив меня вглубь, как Кутузов Наполеона, дорога ушла под достаточно широкую лужу. Построив правильную траекторию движения (полёта, плавания, скольжения) между уходящими под воду плитами и выходящими с другой стороны, я твёрдой рукой (и правой ногой) отправил машину из точки А в точку В. Расчёт траектории оказался правильным, но не была учтена глубина лужи и, далеко не идеальный рельеф её дна. Эти оплошности не помешали машине полностью покинуть точку А… До точки В она добралась не вся. Только передние колёса, а задние колёса, оторвавшись от дна под действием, вставшей под машиной, бетонной плиты, пустили такой фонтан, что ему бы позавидовали многие фонтаны Петергофа.
Приняв водно – грязевые процедуры и значительно промучившись, мы всеобщими усилиями всё-таки достигли точки В, путь назад был отрезан. Он был отрезан и раньше потому, что на лежнёвке не развернёшься, а сейчас ещё и вставшая дыбом плита.
Множество луж, разрушенных мостов и раскоряченных плит, встретившихся на дороге, полностью отбили желание любоваться красотами. И отняли силы восхищаться. Дорога была пустынной и бесконечной. Используя домкрат, топор, лопату, помогая подкапотным лошадкам, человеческими усилиями, мы продолжали свой путь от препятствия до препятствия. За все семь часов пути по лесному участку повстречалась только одна машина – Камаз вездеход, водитель которого серху вниз и с удивлением посмотрел на нас. Вероятно, совсем не ожидал увидеть такое. А я обрадовался – мы не одни на этой дороге.
Кроме желания выбраться из этого леса, проснулось, напомнило о себе и стало ощутимо острым желание ЖИТЬ.
Через 78 километров, на развилке попался человек, с ведром полным грибов.
–Друг!!!! Как проехать на Пермь?
Я был искренне рад ему. А он так же искренне удивился.
–Вы с Нагорной едете? А зачем? Тут недавно проводились соревнования по «бездорожью» на вездеходах, так они другую дорогу выбрали потому, что эта очень плохая.
Мы справились, машина не подвела, а я ещё год шарахался даже от мелких луж на асфальте и для того, чтобы вспомнить и понять, как прекрасна жизнь, уже не использую экстремальные способы вроде дороги через Нагорную.
2004.
Он сидел на «шконке» и, дожидаясь от меня участия, рассказывал о необъективности и предвзятости следователей и работников прокуратуры, которые «вешали» ему семь лет за, якобы, им вскрытые погреба и «вынесенную» хату.
Нет, ничего необычного в новом сроке нет – он сидит с четырнадцати лет. Сначала драка, потом «обули» магазин. Потом пошли хаты. «Кореши» всегда его грели и в тюрьме, и на «зоне». И встречали после срока как положено. А на дело никогда особенно не готовились, получалось само собой. Но вот беда какая – кто ни будь да вложит. Или сами засветятся.
Тут на зону батюшка приехал. Поговорил он с батюшкой, да решил завязать. Сорок пять как ни как. Надо и на воле пожить. Крестился. Откинулся. Бабу нашёл. Зажили. Искал работу, почти нашёл, а тут менты нагрянули. На посёлке кто-то хату «вынес». Нашли шапку, говорят с хаты. Руки за спину и на нары. Пособирали все вскрытые погреба, в одном топор нашли, свидетели сказали, что его.
Пообещали, что если добровольно на себя возьмёт, то будет семь, потом по УДО, а если будет упираться, то всё равно повесят и на полную катушку, а это червонец.
Да ладно, семь так семь. Будет сидеть, писать протесты, ждать.
А если, даже по УДО, выйдет то будет почти пятьдесят.
Жизнь то прошла, а волю если и видел, то совсем немного и пьяный. Как же так? Зачем жил? А?
Что я ему мог сказать?
1997
