1. Глава 1. Кто отец?
— Одна из моих студенток, — Глеб смотрит мне в глаза прямо и мрачно, — забеременела.
— Я сама на втором курсе ходила с пузом, — делаю глоток воды и смеюсь. — Как вспомню, так вздрогну.
— Нин, — глаза Глеба темнеют, — отец — я.
Как можно отреагировать на такую новость от мужа, с которым ты пятнадцать лет в браке и с которым воспитываешь трех детей: двух сыновей и дочку? Арсению — четырнадцать, Марку — двенадцать, Аленке — восемь.
— Прости, что? — отставляю стакан. — Кто отец?
— Ты все услышала с первого раза.
— Может, у меня слуховые галлюцинации, милый? — провожу ладонью по гладкой каменной столешнице и медленно проговариваю. — Твоя студентка ждет ребенка и отец ты?
— Да.
Я отступаю под тяжелым взглядом Глеба, приваливаюсь к холодильнику, и с дверцы медленно сползает дурацкий сувенирный магнитик из Египта. Две желтые пирамидки.
— Нин.
Крик застревает в глотке стеклянным холодным шаром. Я будто перед собой вижу не любимого мужа, а маньяка, который пришел вспороть мне брюхо.
Честное слово, лучше бы вскрыл мне живот.
— Студентка? — шепчу я.
Глеб по понедельникам и пятницам ведет пары в университете на факультете “Финансы”. Дисциплина — “инвестиционная стратегия предприятия”. И это, по сути, его отдушина.
Он хотел быть преподавателем, но не сложилось, и пару лет назад после нашего серьезного разговора он позволил себе раскрыть в себе не только “акулу” бизнеса, но и наставника для молодых и дерзких.
Парочку въедливых и амбициозных студентов он даже пригрел под крылышком с целью слепить из них перспективных топ-менеджеров.
— Нин, — Глеб хмурится. — Я ее не люблю.
У меня так широко распахнуты глаза, что веки сейчас вот-вот разойдутся. Протягиваю руку к дверце одного из шкафчиков и медленно стягиваю с него полотенце.
— Это была одноразовая связь, Нин, — Глеб не отводит от меня взгляда. — У меня просто крышу сорвало.
— На молодуху потянуло? — с губ срывается короткий смешок. — Сколько ей? У тебя первый и второй курсы… Лет восемнадцать?
Глеб не отвечает, а я сглатываю. Я как бы тоже для него не совсем старуха-то. Я на десять лет младше. Ему — сорок пять, мне — тридцать пять.
— Результаты теста…
— Заткнись.
— Она после того раза исчезла с моего поля зрения. Появилась сейчас. Выждала три месяца, и…
— Три месяца? — прижимаю полотенце к груди.
— Нин, — хмуро вглядывается в мои глаза. — Я совершил ошибку, и я хотел эту ошибку скрыть, но… сейчас ты должна все знать.
Я абсолютно не была готова к тому, что у моего мужа будет ребенок на стороне от связи со студенткой.
В мою картину мира никак не вписывается такая подлость от близкого человека, с которым я прожила пятнадцать лет в браке. В крепком, доверительном браке.
Мой муж не может быть подлецом.
Это какой-то абсурд.
Это у других мужья изменяют, а мой — не такой.
— Что ты молчишь?
— Уходи, — сипло отзываюсь я.
Я не чувствую в сердце боли. Я его сейчас вообще не чувствую после слов Глеба, который молчит и буравит меня темным взглядом.
— У-хо-ди, — повторяю я по слогам, а затем срываюсь на крик, — проваливай!
А он сидит и смотрит на меня. В голове моей что-то щелкает.
Я с криком кидаюсь на него и бью полотенцем по его наглой роже, которую сегодня утром равнял триммером в ванной, пока я чистила рядом зубы, потом по шее и прохожусь остервенелыми ударами по широким плечам.
— Ты не мог! Это неправда! Ты лжешь! Это опять твоя тупые шутки!
Он уворачивается. Затем встает и перехватывает мои запястья.
— Нина, боюсь это не шутка.
— У нас же дети! — вскрикиваю я и пытаюсь вырваться. — Какая к черту студентка?!
— Это было лишь один раз, — он вглядывается в мое лицо. — Ошибка… Нин… Ты бы ничего не узнала, но она залетела.
У меня голова кружится, и в висках пульсирует кровь. Глеб всматривается в мои глаза, чего-то ожидая от меня кроме истерики, шока и гнева.
— Поговори со мной.
— Пусти меня.
— Ты моя жена, — он встряхивает меня за плечи. — И ребенка на стороне я не буду от тебя скрывать. Так получилось, Нина.
— Это какой-то абсурд…
— Я был пьян, — хрипло шепчет он.
— Я не хочу ничего слушать! — вырываюсь и в ужасе пячусь. — нет… нет. Нет! — вскидываю в его сторону руку, когда он делает ко мне шаг. — Не подходи ко мне.
— Я облажался, но ты должна была знать.
— Заткнись.
— На аборт ее уже не отправить, — медленно проговаривает он. — Я не знал, Нин. Я хотел обо всем этом забыть, вычеркнуть…
Я будто в ядовитом мареве. В ушах гудит. Во рту отдает сладкой гнилью.
Почему сейчас?
У нас за плечами пятнадцать лет брака, три ребенка. Два сыночка и лапочка-дочка. Как в сказке. Было, как в сказке.
— Нина.
— Отпусти меня.
— Мам! — из глубины дома доносит голос Арсения. Нашего старшенького. — Аленка, не кусайся!
Смех дочери, топот ног, и хватка Глеба слабеет.
— Да блин! Аленка! — рявкает Марк, наш средний сын. — Уши оторву!
— А ты догони! — хохочет Аленка и в следующую секунду визжит сквозь хохот.
Видимо, поймал Марк нашу Аленку. Глеб сглатывает. Наблюдаю будто в бреду, как его кадык перекатывается под кожей.
— Что ты наделал… — сдавленно шепчу я. — Глеб…
— Мам! Мама! — верещит Аленка из гостиной. — Марк меня обижает. Мам! Отстань! — опять срывается на хохот. — Дядь Паш… Помогите! Блин!
Глеб отступает, и в этот момент на кухню заходит наш водитель Павел. Крепкий седой мужичок с пышными усами под носом-картошкой.
— Орду привез, — стоит по стойке смирно. — Целыми и даже без переломов.
— Мам!
Павел успевает шагнуть в сторону, и на кухню с визгом влетает растрепанная Аленка. С криками прячется за моей спиной, а затем, решив, что я так себе защита от разъяренного Марка, который появляется в проеме двери, кидается за Глеба:
— Пап! Пап! — хитро выглядывает из-за него и щурится на брата. — Они меня обижают. Особенно вот Марк.
— Есть чо пожрать? — Марка в сторону отодвигает Арсений, зевает и проходит мимо меня к холодильнику, взъерошив темные волосы. — И вас к директору вызывают. На меня опять эта стерва с тремя волосинами взъелась, — открывает холодильник и заглядывает в его нутро. — Марк, будешь курицу?
— Буду, — кривит рожицу Аленке, которая показывает язык, и садится за стол.
— А где вопросы? — Арсений ставит на стол курицу, что накрыта пищевой пленкой, и с подозрением смотрит на меня.
— За что взъелась? — едва слышно спрашиваю я и прижимаю ладонь к груди, чтобы слабое сердцебиение напомнило, что я все еще жива.
— Я считаю, что ни за что, — Арсений срывает с курицы пленку.
— А еще они руки не помыли, — шепотом ябедничает Аленка.
— Да блин! — фыркает Марк, недовольно выходит из-за стола и шагает к раковине, закатывая рукава. — Какая ты противная, Ален.
— На твоих руках — глисты! И они будут у всех! Длинные такие! Белые! Сожрут твои кишки!
