1. Глава 1. Знаешь этого дядю?
— Вот твоя новая мамочка, — блондинка в кожаной куртке и белом мини-платье надувает розовый жвачный пузырь и толкает ко мне малышку лет пяти.
Красное пальтишко, белая шапка с ушками… Шапка чуточку криво надета.
— Давай иди, — блондинка вновь толкает девчушку, и та молча шагает ко мне и прячется за мной.
— Простите? — наконец, говорю я, когда блондинка разворачивается на носочках и спешно шагает прочь. — Эй, какого черта?!
— Не буду я с ней больше нянькаться, — оглядывается и кривится. — Она у меня неделю проторчала! Я устала!
— Это не мой ребенок!
— Она твоего мужа! — фыркает.
— Что за бред?!
— Романов Руслан Федорович? — блондинка останавливается и смачно жует жвачку. — Он же твой муж, да?
Я молча моргаю, и сердце покрывается липкой холодной слизью.
— Моя сестра от него залетела, — блондинка пожимает плечами. — И родила. Сейчас куда-то свалила. Без понятия куда, — разводит руки в стороны.
— Хочу к маме, — шепчет девочка и шмыгает.
— Это какой-то бред!
— Она получила по шапке от Коляна, — блондинка цыкает. — Походу, доперло, что не он папаша. Тоже, кстати, куда-то свалил. Может, вдвоем свалили? Я не знаю, тетя. Не мои проблемы! У меня завтра вылет в Италию. Меня там ждет жених, — отступает и скалится в улыбке, — офигенно богатый. На яхте покатает. Все, давай, пока!
Шагает прочь походкой от бедра, и девочка дергает меня за полу плаща. Я опускаю взгляд, и она шепчет:
— Хочу к маме.
— Если бы я знала, кто твоя мама.
— Маму зовут Ника, — девочка опять шмыгает. — Вероника… — она не выговаривает букву “р”, — Пу… Пу… — хмурится и заводит ручку за голову, — там написано… я не помню…
Наклоняюсь, аккуратно оттягиваю ворот пальто. Пришита бирочка “Пушина”.
— Пушина, — говорю я.
— Да, — девочка кивает и трет щеку.
Вместе с растерянностью о новости, что у моего мужа есть дочь на стороне, сердце сжимается от жалости к ребенку, которого буквально бросили.
— А тебя саму как зовут?
— Аня, — морщит нос и смотрит в сторону, — хочу к маме, — через секунду поднимает на меня взгляд. — Она ушла.
— Так, — прижимаю пальцы к губам. — И что делать?
— Маму искать.
И решительно топает прочь, поправляя шапку на лбу.
— Стоять, — хватаю ее за ворот пальтишка. — Так ты маму не найдешь, дорогуша.
— А как найду?
Смотрит на меня, будто я знаю ответ. Если честно, я сама хочу бежать прочь с криками к мужу и выяснять, что за ерунда происходит.
Но я женщина взрослая. Мне два дня назад стукнуло сорок, и в своей жизни я повидала всякого, поэтому мне непростительно сейчас хлопать ресницами и трястись от паники.
И неважно, чьего ребенка мне сейчас сунули, и бросить его — преступление.
— А тебя как зовут?
— Аглая, — выуживаю из кармана телефон и тяну девочку за собой, — идем, сядем.
— Идем. Посидим и маму искать?
Руки дрожат. Усаживаю Аню на скамью и рядом сажусь. Мотает ножками.
— Мама не говорила, куда ушла? — тихо спрашиваю я.
— Нет.
— Послушай…
— Да?
Смотрит на меня теми глазами, в которых нет детского озорства и наивности. Что-то в груди холодеет от прямого взгляда Ани, будто я столкнулась со взрослым в теле ребенка, и этот взрослый пережил многое.
— Ань, — стараюсь говорить спокойно. — Твою маму могут найти только дяди или тети-полицейские.
Хмурится.
— Я не знаю твою маму, — поправляю шапку, которая сползает ей на брови. — Ни разу не видела. Понимаешь?
Кивает.
Как можно бросить ребенка? Такого маленького и беззащитного?
— Я сейчас позвоню в полицию…
Опять кивает, а я закусываю губы. На меня обрушивается воспоминание, в котором отец меня потерял на прогулке у аттракционов. Я, кстати, тогда тоже не плакала. Разрыдалась только в объятиях мамы, а до этого слонялась среди больших взрослых и тихо спрашивала, где папа.
— Позвоню в полицию, — повторяю я. — Они тебя заберут и будут искать твою маму.
— Ладно, — теперь Аня смотрят вперед, спрятав руки в карманы. — Почему тетя Аля так не сделала?
— Не знаю, — едва слышно отвечаю я. — Не бойся, все будет хорошо…
Поджимает губы и сводит брови вместе:
— Я не боюсь.
— Зато мне страшно, — едва слышно шепчу я и касаюсь экрана смартфона. — И мне сейчас непонятно.
Аня разворачивается ко мне и поднимает взгляд:
— Я часто оставалась одна. И одна гуляла. Недалеко. Во дворе, но одна.
— Господи, — между лопаток бежит озноб.
— Поэтому могу одна искать маму.
— Нет, — тихо и строго говорю я. — Ты маленькая, а в мире много плохих взрослых. И как ты будешь искать маму, если я, большая тетя, не знаю, как это делать?
Молчит и щурится. Что-то внутри обрывается. Прищур знакомый. Это прищур Руслана. Моего мужа.
— А вы хорошая тетя? — спрашивает Аня.
— Я хочу так думать, — ищу в телефоне фотографию Руслана и показываю Ане, — ты знаешь этого дядю?
2. Глава 2. А папа у тебя есть?
— Нет, — Аня качает головой. — Не знаю, — поднимает взгляд, — а кто это? Плохой дядя? И когда приедут поли…цекс… политец…
— Полицейские, — говорю я.
— Да, когда они приедут маму искать?
— Все, я им звоню…
Прикладываю телефон к уху, и Аня с тяжелым вздохом приваливается ко мне:
— Да уж.
— А папа у тебя есть?
— Есть, — Аня медленно кивает, — но он часто кричит, что он не мой папа. Он меня не обнимает…
Стискиваю зубы и зажмуриваюсь.
Ко мне привалилась в детской печали и незамутненности чужая ошибка, и меня начинает трясти от страха, что это мой муж постарался, и от дикой жалости к маленькому человеку.
— Здравствуйте, — говорю я, когда раздается строгий голос дежурного. — Тут такое дело… Мне подкинули чужого ребенка…
Аня трет нос и покачивает ножками.
— Куда подкинули?
— Незнакомая девушка всучила девочку лет пяти и ушла…
— Куда?
— Я откуда знаю?
— Всучила ребенка и ничего не сказала?
Аня вытаскивает из кармана карамельку в зеленой обертке и протягивает мне. Я качаю головой, а сама готова разрыдаться. Аня пожимает плечами и разворачивает обертку.
— Девочка не ранена?
— Нет… Вроде бы нет…
Аня сует карамельку в рот и задумчиво сосет ее. Расправляет фантик и затем прячет его в карман:
— Такого у меня еще нет.
— Когда вы будете?
— Адрес какой?
Я диктую адрес. Свой адрес вместе с номером квартиры.
— Минут тридцать. Ожидайте.
Гудки, и я прячу телефон в карман. Маникюр отменяется.
— Ты голодная?
— Поплитеские едут? — поднимает взгляд.
— Едут.
— Хорошо, — кивает и опять смотрит перед собой, сосредоточенно рассасывая карамельку.
— Ты голодная? — повторяю я вопрос.
Возможно, я поступаю неверно. Возможно, я дура дурой, но я уже сама замерзла. Мой гнев, ревность и растерянность подождут.
Аня кивает.
— Пошли, — встаю.
Аня смотрит на меня с подозрением:
— Вы хорошая тетя?
— Я сейчас пытаюсь быть ею, — сглатываю.
— Получается?
— Не знаю.
— Я тоже часто стараюсь быть хорошей девочкой. Но… не получается.
Я не выдерживаю взгляда детских глаз, в которых вижу тень Руслана, и отворачиваюсь, прижав дрожащие пальцы к губам:
