– Что будем делать?
– Не знаю. Но так больше не может продолжаться…
Арусяк перевела взгляд с мужа на его брата Акопа, который стоял у открытого окна, и обратилась к нему с тем же вопросом.
– Я не знаю, Арусяк, – ответил он, пуская уголком рта табачный дым. – Вам лучше снять с Арсеном жилье, жить отдельно и не видеть весь этот ад… Пока, конечно, можете оставаться здесь.
– И сколько? – привстала с софы Арусяк, сгустив в одну тучу свои густые брови угольного цвета. – Сколько нам это терпеть? Сколько ждать его смерти?
– Не смей так говорить! – Арсен грозно, точно гипнотизируя, повелевающим взглядом «усадил» жену на место.
– И почему мы должны уходить? Мы здесь на таких же правах, как и вы! – Она окинула взглядом Акопа и его жену Наиру.
– У нас трое детей, а у вас одна дочь! Куда мы уйдем? Я только месяц как родила, мне тяжело, – взмолилась Наира, утирая слезу. – Вы думаете, нам от этого человека бежать не хочется? – И внезапно перешла в негромкий крик. – Мы с Акопом этот дом построили: он возвел, – а мебель, и все, что вы здесь видите, – купила я, когда работала. А отец еще смеет говорить нам: «Уходите с моей земли». Зачем он тогда нам выделил этот участок под строительство дома – не понимаю.
Она тихо заплакала, утирая слезы подолом халата пастельно-розового цвета, вокруг которого был обвит широкий фартук с ярко-красными розами.
– Твоим детям, Наира, – завопила Арусяк, – хотя бы есть куда идти!.. У меня же никого нет. Ты можешь отвезти детей к матери, а у меня нет ни матери, ни отца, ни дома. Ты каждый раз во время запоя отправляешь девочек к бабушке, чтобы они не видели этого ужаса. А куда мне свою дочь отправить?!
В соседней комнате послышался плач грудного ребенка.
– Да не кричи ты!.. Как вы все достали! – Наира вытерла слезы, встала и побежала в комнату, где плакал ребенок.
Арсен встал и задумчиво прошелся по кухне. Образовалась тишина; лишь слышно было, как Наира успокаивает ребенка.
– Из больницы не звонили? – спросил Акоп, не сводя глаз с окна, выходящего на дом отца.
– Мама очень тяжела, – ответил Арсен. И, чуть помолчав, добавил: – Ей там лучше будет, пока пусть остается… Слушай… – Он остановился, и Акоп перевел взгляд на брата. – А что если мы его в больницу, ну… в эту, наркологическую положим?
– Ты с ума сошел?! – громко воскликнул Акоп, но вспомнив о ребенке, перешел на шепот. – Ты с ума сошел? Отец ни за что не согласится.
– А мы его насильно туда запихнем, денег наперед заплатим…
– Нет, и думать не стоит. Отец себя алкоголиком не признаёт, и лечиться не станет. В конце концов, что о нас люди скажут?
Арусяк нервно поглаживала длинные густые черные волосы, убранные в хвост, и внезапно выскочила из кухни.
– Если мать умрет, а отца мы запихнем в больницу – наши жены друг друга перережут или сделают так, что мы друг друга перережем, – сказал Акоп все тем же шепотом. – Они только отца нашего боятся.
– Да-а, – протянул тяжело Арсен и тоже подошел к окну, чтобы посмотреть на противоположный дом, который находился за позеленевшей пустошью (на этой широкой пустоши можно было построить целый дом). Он глубоко вдохнул ласковый теплый воздух приблизившегося мая. – Хорошо нашему младшему брату: он на службе, у его жены своя квартира, и главное – он далеко от всего этого… – Не договорив, он схватился за голову.
– Ты о Лилит? – спросил Акоп.
– Да обо всем… Надоело, брат, надоело!.. – разбушевался Арсен. – Это было ошибкой отца поделить участок на всех сыновей. А продать не разрешает. Вот и живем, собачимся. Одной крови ведь мы: и ты, и я, и отец, и Карен, а живем как чужие.
– Карен вроде отказался от доли…
– Это он сейчас так говорит, а когда-нибудь приедет после смерти отца, скажет: «Я за своей долей. Продавайте мой участок, отдайте мне деньги». Чувствую, война между нами всеми начнется, когда отец умрет.
– Да, тяжело… Слышишь? Опять ругаются.
Вошла Арусяк, а следом Наира с грудным ребенком в руках. Наира громко возмущалась:
– Ты с собой разберись, со своей бесплодностью, а моих детей не касайся! Сколько хочу, столько и рожу!
– Наира! – громко крикнул Акоп. – Придержи язык! Не стыдно такие вещи говорить?
– Она у меня в доме, а не я у нее! – Наира прижала ребенка к груди. – Ты мой сладкий… не слушай никого.
– Это не твой дом! И дети твои здесь никто, так же, как и мы все здесь! – лицо Арусяк алело от гнева. – Представляешь, – обратилась она к мужу, – она мне говорит: «Это дом моего сына».
– Да прекратите вы обе или нет?! – Арсен оторвал взгляд от окна ненадолго. – Пока отец жив – он законный хозяин всего земельного участка, на котором стоят и этот дом, и тот.
– Если бы вы с Акопом были настоящими мужчинами… – продолжила Арусяк.
– Закрой свой рот! Иначе я тебе язык вырву! – вышел из себя Арсен. Он крепко сжимал кулак, пытаясь пересилить гнев. Арусяк отступилась и, закрыв лицо, отвернулась к углу.
Все умолкли; тикали настольные часики; Наира громко причмокивала сына, ласково прижав его к себе.
Вечером обе семьи сидели там же, в кухне; с продленки вернулась единственная дочь Арсена и Арусяк – Карине – ученица пятого класса.
– Дедушка опять нас выгнал? – спросила она у порога, стаскивая с себя тяжелый портфель и снимая туфли.
– Ты была в доме? – спросила Арусяк с глазами опухшими от слез.
– Нет, я сразу пришла сюда. Я знаю, что когда ворота открыты и валяются наши вещи – это значит, дедушка нас прогнал.
– Мой руки и садись пить чай.
Девочка побежала мыть руки. Арусяк положила в тарелку булочки, налила чай, и убрала грязные чашки. Арсен встал из-за стола со словами:
– Пойду, проверю, жив ли он хоть.
Он вяло посеменил к двери и скрылся. Акоп тоже встал и вышел во двор покурить.
– Хоть бы уже сдох, наконец, – сказала Арусяк, как только фигура Акопа исчезла за дверью, и начала мыть посуду. – Вышла я на беду свою за этого балбеса Арсена! Думала, замуж за сына бизнесмена выхожу… думала, что после ада в приюте в раю буду жить – а нет. Ад для меня начался здесь.
Наира, ничего не ответила и вышла. Через несколько минут она вошла с проснувшимся ребенком. Она села на софу, обнажила грудь и предалась счастливейшему таинству, никого не слыша и не слушая.
Арусяк с ненавистью посмотрела на сосущего грудь ребенка и, закусив губу, сказала:
– Думаешь, и я сына не смогу родить?
– Я с тобой вообще разговаривать не хочу!.. То-то я не знаю, что ты больше родить не сможешь, – наконец не выдержала Наира.
– Почему ты так уверена в этом? – спросила Арусяк, задетая за живое. Она остановила воду и посмотрела на Наиру взглядом, полного горести.
– Вся улица знает, как ты к русской знахарке ходила травами лечиться.
