Сейчас июнь. Я пишу за этим незнакомым деревянным столом по совету папы. Папа сказал надо писать так, чтобы постороннему было всё понятно. Все преступники пишут папе апелляции. Папа сказал: после суда и вынесения приговора преступники и их родственники как и я − на грани, переживают сильно и начинают писать жалобы и протесты. Папа говорит, что эта писанина мало на что может повлиять, и преступники об этом догадываются. Но всё равно пишут. С кучей ошибок, но пишут. Напишут и успокоятся… Отсидят и выйдут. Я теперь у папы в доме – сижу. Но в любой момент, в отличие от преступников, могу выйти.
Тюрьма в нашем городе Мирошеве – знаменитая, со всего региона к нам везут. Пересылочная тюрьма. Здание тюрьмы стоит напротив кремля, но сильно правее, если стоять к кремлю спиной. Здание строилось на совесть, на века, на вечность. Строили тюрьму монахи. Стены – почти как в кремле толстые, но бойниц, как в кремле, нет.
В тюрьме можно ручку попросить и бумагу, и написать прокурору по надзору. Прокурор по надзору – это мой папа и есть. Папина невеста – я с ней сегодня познакомилась − она психиатр, она, как и папа, обещала мою исповедь внимательно прочитать. Она после университета в психоневрологическом диспансере начинала в Москве, и почти сразу − в связке с полицией, но скоро папа её к нам переманил. А у нас в Мирошеве диспансера нет, у нас просто в больничке психиатрическое отделение. И поликлиники, детская и взрослая, тоже в больнице. И папина невеста – там, в специальном кабинете. Прежде чем на учёт ставят в ОДН1, нарушителя должен детский психиатр осмотреть: поговорить, поставить предварительный диагноз. И папина подруга ставит предварительный диагноз. Потом, по решению инспектора, нарушителя кладут в больничку на обследование. И диагноз подтверждается или опровергается. И только потом начинается следствие. У нас в Мирошеве подростки сложные, и наркоманов очень много, в ОДН много работы. По статистике, чем южнее по Центральной России, тем ситуация с наркоманией ещё хуже. Мы –то север. У нас в Мирошеве самый неблагополучный район – Иголочка. Это рабочая окраина, там была фабрика игрушек и игольный завод. Теперь игрушечный завод закрыт, а игольный – работает, но не в полном объёме. Отсюда – безработица и криминогенная обстановка. Папина невеста… она такая милая. Я не знаю, как зовут невесту. Меня вчера сюда привезли, мы с мамой об этом доме, и уж конечно о невесте, и не догадывались. Видели папину стройку два последних лета, когда за травами в Семенной ездили, но не знали, что это папин коттедж. Стена – два с половиной метра, каменная. Хороший дом, и валерианой не воняет, как в нашей квартире. Папина невеста пришла утром сюда ко мне, представилась − я моментально забыла, как её зовут. Может, это гипноз? Она всё-таки профессионал. А может, потому что я ночью на пруду замёрзла сильно? Странное имя. Знаю, что на А. начинается. Моё имя тоже на А. Поэтому я точно помню, что с этой гласной начинается.
Папина невеста мне сказала:
− Давай знакомиться.
− Давайте, − отвечаю: – Я −Арина.
− А я, − ответила она, − а-а-а…А.
А.
Не Арина точно. И не Анастасия (ненавижу это замусоленное имя). Вроде Ангелина, или Акулина. Может, Аглая? Нет. Буду звать её А. Хорошая она. Хорошо у них. И чипсы можно есть. А так и сказала:
− Можешь есть чипсы сколько угодно. Хоть десять пакетов. Если плохо станет, вызовем доктора и всё.
− И всё?! – поразилась я.
− И всё.
− Не надо доктора. Если что, я сама знаю, что делать.
− Хорошо, ты же у нас химик, − улыбнулась А.
− И это вы знаете?
А. кивала, улыбалась. Тогда я осмелела и стала просить самые важные свои вещи:
− Вы мне пожалуйста мой фармакологический справочник привезите, лимонную кислоту, лимоны, активированный уголь и минеральную воду в стекле, ноутбук и флэшки.
− Всё здесь есть, Ариша, мама тебе всё передала…
− И она на вас не накинулась? – испугалась я.
− Нет, что ты. Она о моих отношениях с твоим папой ничего пока не знает. И потом – я же в форме была.
− Ну и что? Мама очень подозрительная, а вы – такая красивая.
− Это ты красивая, Ариша, − вздохнула грустно А. − А я – что? Так – блёклое подобие тебя и твоей мамы.
− Но папа теперь с вами?
Она вздохнула, неловко опёрлась о стол:
− Да. Но я…
− Что? – испугалась я. – Беременны? От папы?
− Да нет. Ну что ты! – улыбнулась А. – Просто я хотела сказать, что на такие безрассудства, как ты, уже не способна.
А. замялась и вышла из комнаты. По-моему она мне завидовала.
Мама конечно же догадывалась об А., мы обе последний год догадывались, но вслух не говорили. Я не раз видела испуг в маминых глазах, когда она смотрела на кухонные настенные часы. Потому что не может сауна и теннис в час ночи каждый день заканчиваться. Каждый день в течение двух лет! А ведь было время, когда папа и в десять вечера домой приходил, и в семь. Но в семь − это совсем давно было.
Ангелина или Аглая?
Как только папа стал замначальника УВД к нашей семье стали относиться по-особому. Меня приняли в первую гимназию, хотя до этого не принимали. Я как раз в первый класс туда и пошла, и встретила Дэна. Теперь – это всё не важно. Мне не то что наплевать, не то, что всё фиолетово, но подруга папы мне объяснила, что нужно смириться. И я привыкаю жить без Дэна. Я рада, что объясняю всё здесь письменно и в последний раз.
Университет – в пролёте. То есть – я в пролёте, а не университет. Я не сдала ЕГЭ. Я принесла боль всей семье. Я не пошла на экзамены в знак протеста. И даже сейчас об этом не жалею. И пусть я – псих. Пусть! Я хотела, чтобы не только Дэн, но и все остальные чувствовали себя виноватыми за всё. Мама меня покалечила. Морально, не физически. Физически она меня оберегает, следит за моей фигурой и СОЭ2, чипсы запрещает, «колу», фастфуд. Мама на танцы восемь лет меня водила, на бальные, в ДК «Октябрь». А до этого на гимнастику, на спортивную, во Дворец спорта. На танцах с мальчиками проблемы, с партнёрами. Я танцевала с Чопоровым, но мне было неудобно перед Дэном, когда он стал меня встречать отовсюду, когда стал моим парнем. Тогда я танцы бросила. И не жалею. Да в десятом- одиннадцатом и времени особенно не было на танцы. Время осталось только на бассейн по выходным.
Гимназия наша, номер один, – в Военном городке. При въезде − кирпичные остатки КПП3 с ампутированным шлагбаумом. Он, на две трети спиленный, облупленный, и давно не полосатый, а серый. По старым фото, развешанным в нашей школе, видно, что весь Военный городок был очень красивый и ухоженный когда-то. Когда-то давным-давно… Наша школа теперь – аналогично шлагбауму и многим другим сооружениям Мирошева: облупленная и серая. Но если встать у входа в школу, поднять голову и посмотреть наверх, окажется, что на шапках колонн − красивые завитушки − лепнина. А какой страшный и запущенный стадион! Военный городок – на холме, а стадион – в низине. Бассейн тоже в низине, правее городского пляжа, гаражей и стадиона, но бассейн никто не запускал. Бассейн и дворец спорта всегда доход принесут, в отличие от стадиона. Но раньше дворец спорта тоже облупленный был, когда я там гимнастикой занималась.
