Я жил тогда в Париже… Однажды Парфитт, мой слуга, доложил, что меня хочет видеть какая-то дама.
– Она утверждает, – добавил он, – будто у нее к вам очень важное дело.
Замечу, что с некоторых пор у меня вошло в привычку никогда ни с кем не встречаться без предварительной договоренности. Тем же, кто приходит «по важному делу», в большинстве случаев требуется финансовая помощь. Но мне кажется, что люди, которые действительно нуждаются, редко или вообще никогда не просят денег. Впрочем, это мое личное мнение…
Я спросил у Парфитта, как зовут посетительницу, и он протянул мне ее визитную карточку.
Кэтрин Югубян? Никогда не слышал о такой… Откровенно говоря, ее имя мне не понравилось. «Скорее всего, она явилась не за деньгами, – решил я. – Наверное, будет пытаться продать что-нибудь. Вероятно, одну из тех подделок под старину, которую легче продавать, что называется, «с рук»: заморочить покупателю голову и всучить совершенно ненужную вещь».
Я попросил передать, что мне очень жаль и что я не в состоянии увидеться с мадам Югубян, однако она может изложить свое дело в письменном виде.
Парфитт кивнул и удалился. Должен сказать, что слуга мой – просто чудо: умен, предан мне всей душой и немногословен. Согласитесь, идеальное сочетание… Ну, во всяком случае, для такого калеки, как я. Так что у меня не возникло и тени сомнения, что с незваной гостьей покончено раз и навсегда. Однако, к моему величайшему изумлению, Парфитт вскоре вернулся.
– Дама очень настаивает на личной встрече, – заявил он. – По ее словам, дело касается вашего старого друга, и речь идет о жизни и смерти.
Его слова возбудили мое любопытство. Нет, меня не заинтересовало то, что наговорила гостья. Жизнь, смерть, старый друг – обычные уловки. Поведение Парфитта – вот что действительно меня удивило. Обычно мой верный слуга олицетворял собой каменную стену между мной и непрошеными гостями. А сейчас…
Я решил (убедившись вскоре, как заблуждаюсь), будто Кэтрин Югубян невероятно красива или, по крайней мере, необычайно обаятельна. Никакая иная причина, по моему разумению, не способна была объяснить странное поведение моего слуги.
Словом, я угодил в ловушку… Мужчина всегда остается мужчиной, даже если он калека пятидесяти лет от роду. Мне захотелось своими глазами посмотреть на лучезарное создание, сумевшее прорвать линию обороны безупречного досье Парфитта. Я приказал проводить даму наверх.
Однако, когда Кэтрин Югубян вошла в комнату, я от изумления лишился дара речи, но зато тут же нашел оправдание поведению Парфитта.
Мой слуга превосходно разбирается в людях. Углядев в Кэтрин настойчивость и упорство, против которых бессильна любая оборона, он мудро капитулировал, избавив тем самым себя от долгой, изнурительной борьбы. А у меня появилась реальная возможность оценить, как удачно настырность этой женщины сочетается с жутким тупым упрямством. Я думаю, что она определенно проторчала бы у меня в прихожей весь день. У таких людей, как Кэтрин Югубян, в голове есть место только для одной мысли, а завидная способность добиваться своего во что бы то ни стало дает им безусловное преимущество перед менее целеустремленными натурами.
Итак, как я уже отметил, при ее появлении я испытал настоящий шок. Я-то ведь настроился лицезреть красавицу!
Вошедшая женщина оказалась необычайно, почти устрашающе некрасивой. Не уродливой, нет! У уродов есть свой, если можно так выразиться, шарм. А у Кэтрин было всего лишь абсолютно невыразительное лицо, большое и круглое, как блин. Черные глазки напоминали изюм в булке. Картину дополняли нечесаные, необычайно сальные волосы и едва заметные усики над верхней губой. Фигура просто не поддавалась описанию, то есть можно сказать, что у нее практически не было фигуры. Одежду она себе подобрала соответствующую: платье сидело на ней отвратительно. Да, добавлю, что у нее была решительная нижняя челюсть и, как я вскоре убедился, грубый и неприятный голос.
Я метнул в сторону Парфитта укоризненный взгляд. Мой слуга встретил его со своей обычной невозмутимостью.
– Мадам Югубян, сэр! – объявил он и удалился, захлопнув дверь и оставив меня на милость этой особы.
Кэтрин немедленно устремилась в атаку. Никогда еще я не чувствовал себя таким беспомощным, никогда так ясно не сознавал своего положения. Она была женщиной, от которой рекомендуется бежать как можно скорее, а бежать я не мог.
– Пожалуйста, если вы будете так добры, вы должны пойти со мной!
В ее устах это прозвучало скорее как команда, чем как просьба.
– Простите? – Я был поражен.
– Я не очень хорошо говорить английский, боюсь. Но нельзя терять время. Нет времени совсем. Я прошу вас пойти к мистеру Габриэлю. Он очень болен. Скоро, очень скоро он умирать, и он просил вас приходить. Чтобы увидеть его, вы должны сейчас же пойти.
Я пристально посмотрел на нее. Откровенно говоря, я подумал, что передо мной сумасшедшая. Фамилия Габриэль не произвела на меня абсолютно никакого впечатления, частично, полагаю, из-за ее произношения. Кэтрин выговаривала фамилию совершенно не похоже на «Габриэль». Но даже если бы она произнесла ее правильно, не думаю, что фамилия задела бы какую-либо струну в моей душе.
– Так вы говорите – кто-то умирает? Какой-то мой… м-м… знакомый?
В ее глазках застыл упрек.
– Ну да, вы его знаете, вы его хорошо знаете! И он хочет вас видеть.
Кэтрин была так напориста, что я попытался сообразить, кого же она все-таки имеет в виду. Какую фамилию она назвала? Гейбл? Может, Гэлбрайт? Знавал я когда-то одного Гэлбрайта, по профессии горного инженера… Наше знакомство было шапочным, и в высшей степени невероятно, чтобы он пожелал увидеть на смертном одре именно меня.
– Как, вы говорите, его фамилия? – переспросил я. – Гэлбрайт?
– Да нет, нет! Габриэль. Га-бри-эль!
Я удивился еще больше. Теперь она произнесла слово достаточно четко, но фамилия вызвала у меня ассоциацию с архангелом Гавриилом с огромными крыльями за спиной. Его образ хорошо гармонировал с Кэтрин Югубян, черты которой отличались крайней суровостью и простотой. Женщин с такой библейской внешностью можно встретить на картинах итальянских примитивистов: обычно их коленопреклоненные фигуры размещаются в нижнем левом углу…
– Джон Габриэль, – упрямо твердила она.
И тут я понял, о ком она говорит!
