Если бы у Конора была возможность выбирать, он ни за что на свете не стал бы проводить самый важный День рождения в жизни, помогая Дэвину Трансвику одеваться. Честно говоря, по доброй воле Конор вообще ни в чем и никогда не стал бы помогать Дэвину Трансвику.
Но Дэвин был старшим сыном графа Эрика, властвующего надо всем Трансвиком, а Конор – третьим сыном пастуха Фенрэя, которому подчинялись лишь овцы. Фенрэй задолжал графу, и Конор поступил в услужение Дэвину, чтобы помочь отцу отработать долги. С тех пор прошло уже больше года, и, по подсчетам, оставалось еще не меньше двух.
Конор по одному застегивал хитроумные крючки сзади на куртке Дэвина. Делать все приходилось аккуратно, иначе складки лягут некрасиво, и Конору неделями будут это припоминать. Нарядная ткань была скорее декоративной, чем практичной. Попади Дэвин в бурю, считал Конор, он не отказался бы от куртки попроще да понадежнее. Уж точно без застежек. От такой, в которой не было бы холодно.
– Эй, там, сзади, ты уже закончил возиться? – раздраженно спросил Дэвин.
– Прошу прощения за задержку, милорд, – ответил Конор. – Здесь сорок восемь крючков. Я застегиваю только сороковой.
– И сколько же дней это еще займет? Я успею состариться и умереть! И вообще, откуда ты знаешь, сколько их там – на ходу выдумал?
Конор еле сдержался, чтобы не надерзить. Он вырос, считая овец, и определенно знал арифметику куда лучше Дэвина. Но спорить со знатным господином себе дороже. А Дэвин, словно нарочно, постоянно его поддразнивает.
– Я просто предположил.
Дверь распахнулась, и Доусон, младший брат Дэвина, ворвался в комнату:
– Дэвин, ты еще одеваешься?
– Я тут ни при чем, – заявил Дэвин. – Это Конор никак не проснется.
Конор лишь мельком взглянул на Доусона. Чем быстрее он покончит с застежками, тем быстрее и сам подготовится.
– И как Конор умудрился заснуть? – хихикнул Доусон. – Ты, братец, вечно как скажешь что-нибудь забавное!
Конор хмыкнул про себя.
Доусон болтал не переставая. Частенько надоедал, но иногда мог быть довольно забавным.
– Не сплю я.
– Ты еще не закончил? – недовольно спросил Дэвин. – Сколько осталось?
Конору хотелось сказать «двадцать».
– Пять.
– Думаешь, ты вызовешь Дух зверя, Дэвин? – спросил Доусон.
– Почему бы и нет, – ответил Дэвин. – Дедушка призвал мангуста. Отец – рысь.
Сегодня в Трансвике должна была состояться Церемония Нектара. Меньше чем через час каждый из местных детей, кому в этом месяце исполнилось одиннадцать, попытается призвать дух зверя.
Конор знал, что некоторым семьям чаще других удавалось устанавливать связь с миром зверей. Однако точно сказать, появится дух животного или нет, не мог никто, и род здесь был ни при чем.
Сегодня только трем ребятам предстояло отведать Нектар, и вряд ли кому-то из них повезет. Хвастаться, прежде чем все свершится, уж точно не стоило.
– Как думаешь, какое животное ты получишь? – поинтересовался Доусон.
– Мне известно не больше твоего, – пожал плечами Дэвин. – А по-твоему, кто это будет?
– Бурундук, – уверенно ответил Доусон.
Дэвин бросился на брата, а тот, хихикая, помчался прочь. Доусон не был облачен в официальный костюм, как его старший брат, поэтому одежда не стесняла его движений. Но Дэвин все равно быстро поймал Доусона и прижал к полу, усевшись на него верхом.
– Скорее всего, это будет медведь, – сказал Дэвин, упершись локтем в грудь брата. – Или хищная кошка, как у отца. И первое, что я сделаю, – велю ей попробовать, каков ты на вкус.
Конор терпеливо ждал. Ему в данном случае вмешиваться не следовало.
– А может, ты ничего не получишь, – смело сказал Доусон.
– Тогда я буду просто-напросто графом Трансвика и твоим господином.
– Если только отец не проживет дольше тебя.
– На твоем месте я бы следил за языком, второй сын.
– В таком случае хорошо, что я – не ты!
Дэвин принялся выкручивать нос Доусону, пока тот не завизжал, а потом встал, стряхивая пыль со штанов.
– У меня хоть нос не болит.
– Конор тоже будет пить Нектар! – закричал Доусон. – Вот он возьмет и призовет дух животного!
Конору хотелось превратиться в невидимку. Надеялся ли он призвать дух животного? Конечно! А кто не надеялся? Заставить себя не надеяться было невозможно. Если подумать, никому в их семье не везло уже несколько десятков лет со времен какого-то малоизвестного двоюродного прапрадедушки, все равно шансы есть.
– Точно, – хохотнул Дэвин. – Наверное, и дочка кузнеца тоже кого-нибудь призовет.
– Это никому не известно, – сказал Доусон, усаживаясь на полу и потирая нос. – Конор, ты кого хотел бы получить?
Конор уставился в пол. Ему задал вопрос дворянин, поэтому пришлось ответить:
– Я всегда хорошо ладил с собаками. Поэтому хотел бы овчарку, наверное.
– Вот это воображение! – засмеялся Дэвин. – Мальчишка, который пасет овец, мечтает призвать овчарку.
– С собакой было бы весело, – сказал Доусон.
– Скажи-ка, Конор, – сказал Дэвин. – Сколько у тебя собак?
– У моей семьи? Когда я считал в последний раз, было десять.
– А сколько времени прошло с тех пор, как ты виделся со своей семьей? – спросил Доусон.
Конор постарался говорить безразличным тоном:
– Больше полугода.
– Они сегодня придут?
– Думаю, постараются. Если им, конечно, удастся вырваться.
Он не хотел показать, что для него это важно, – на тот случай, если его родные приехать не смогут.
– То-то будет для тебя событие, – фыркнул Дэвин. – Сколько еще осталось застежек?
– Три.
Дэвин обернулся:
– Хватит канителиться. Уже опаздываем.
На площади собралась огромная толпа. Не каждый день сын великого лорда испытывает судьбу, чтобы узнать, будет ли у него свой дух животного. Все от мала до велика пришли на торжество: и простой люд, и знатные господа. Музыканты играли, солдаты вышагивали туда-сюда с важным видом, торговец продавал с лотка засахаренные орешки.
Для графа и его семьи соорудили трибуну.
Конор подумал, что все выглядело так, будто объявлен праздник. Праздник для кого угодно, только не для него. День был прохладным и ясным. Зеленые холмы, по которым с такой радостью побродил бы сейчас Конор, неясно вырисовывались вдали над голубыми крышами и трубами Трансвика.
Конор уже бывал на нескольких церемониях Нектара. Ему ни разу не доводилось увидеть, как является дух животного, хотя Конор знал, что за одиннадцать лет его жизни такое на этой площади все же несколько раз случалось. Церемонии, на которых он побывал, проводились без пышности. Ни на одну столько зрителей не собиралось, и ни на одну не приводили столько живности.
