Что такое «русские суеверия», о которых говорится в заглавии книги? В сущности, они до сих пор окружают нас в обыденной жизни. Суеверия отражены в привычных нам поговорках, присловьях, приметах, действиях. Так, столкнувшись с неожиданной неприятностью, мы говорим: «Не было печали, да черти накачали», а совершив необдуманный поступок: «Черт попутал». Потерявший нужную вещь нередко призывает: «Черт, черт, поиграй да отдай!», почти не вдумываясь в то, что стоит за этими словами, и уж тем более не всегда веря в существование черта, играющего похищенными вещами.
В одной из книг, посвященных жизни русской провинции середины XIX в., упоминается множество примет, которые издавна «в ходу по всей земле Русской». «Приметы общи не только низшим слоям нашего общества, но и среднему его кругу», – констатирует автор, приводя как вполне актуальные для XIX в. наблюдения летописца Нестора: «Мы только словом нарицаемся христиане, а живем по-погански. Верим встрече: если кто черноризца встретит, или попа, или коня лысого, или свинью (выйдя из дому. – М. В.), то возвращается. Не поганский ли то обычай? Другие верят чиханью, что бывает будто бы на здоровье голове…» 〈Семевский, 1857〉.
Приметы, обычаи, присловья относятся к области народных верований, смысл которых можно понять, лишь узнав, как воспринимали окружающую действительность наши предки. Верования, суеверия составляли важную часть крестьянского мировоззрения, которое складывалось на протяжении столетий. Поразительна их живучесть, приспособляемость к современному, стремительно меняющемуся миру. Особенно устойчивы представления, связанные с покойниками, домовыми, колдунами, ведьмами, знахарями, повествования о которых широким потоком хлынули в конце XX – начале XXI в. на страницы газет. Всплеск «суеверного сознания» обычно характеризует кризисные эпохи в жизни общества, свидетельствует о неблагополучии, шаткости человека в мире, когда он ощущает себя окруженным невидимыми, неведомыми, зачастую враждебными силами и существами.
Цель книги – рассказать о верованиях, относящихся к области так называемой низшей демонологии. Это поверья и обычаи, связанные с нечистой силой, разнообразными духами, демонами, окружающими человека в повседневной жизни – дома, в лесу, в поле, в дороге. Они – «свои» в каждой деревне, ручье, болоте и, соответственно, отличаются от высших божеств, подчинены им.
Собранные материалы отражают представления крестьян европейской части России и Сибири в XIX–XX вв. Естественно, что сведения, изложенные в словарных статьях, не исчерпывают обозначенной темы.
Интерес к изучению народных верований впервые был проявлен русскими просветителями (в частности, М. В. Ломоносовым, Н. И. Новиковым, М. И. Поповым, М. Д. Чулковым) еще в XVIII в. Причиной обращения, по мнению В. П. Зиновьева, «к материалам устного поэтического творчества, к мифологии» стало стремление «воспитать у сограждан высокое уважение к национальной культуре» 〈Зиновьев, 1987〉. По аналогии с античностью просветители пытались воссоздать систему славянской мифологии, однако публикации того времени не отвечали поставленной цели, а имели скорее развлекательный характер.
Один из первых серьезных научных трудов по народным верованиям – «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» (М., 1837–1839) – принадлежит И. М. Снегиреву. Приблизительно с середины XIX в. сведения об обычаях, обрядах, поверьях крестьян разных районов России начинают собирать и публиковать более или менее систематически. Перечень основных работ читатель найдет в конце книги. Здесь же отметим, что данная тематика привлекала внимание известнейших отечественных исследователей, таких как В. И. Даль, А. Н. Афанасьев, С. В. Максимов.
В XIX – начале XX в. мир народных поверий не был чем-то отстраненным и пережиточным даже для городской интеллигенции. Связь между селом и городом еще не разорвана: суеверные представления оставались частью сказочного мира детства для многих жителей Москвы и Петербурга. «Очарованный быт не обыден, он светится магическим светом», – писал А. А. Блок, отмечая, что «заговоры, а с ними вся область народной магии и обрядность оказались тою рудою, где блещет золото неподдельной поэзии» 〈Блок, 1962〉.
XX век – трагическая эпоха для русского крестьянства. С началом коллективизации ускорилось разрушение традиционного уклада и мировоззрения. Собирание, изучение народных верований без оглядки на господствующие идеологические установки сделалось даже небезопасным[1].
И хотя традиционный мир деревни постепенно превращался в своеобразную Атлантиду, «затерянный материк», а изучение бытующих крестьянских поверий велось «от случая к случаю», в 1950–1980-х гг. были опубликованы содержательные работы, в том числе касающиеся верований из области низшей демонологии, рассказов о нечистой силе 〈Токарев, 1957; Померанцева, 1975; Толстой, 1974, 1976; Успенский, 1982; Черепанова, 1983; Зиновьев, 1987, и др.〉.
Конец XX – начало XXI в. ознаменованы появлением большого числа исследований, посвященных тем или иным областям крестьянских верований, что объясняется и освобождением науки от идеологических пут, и значимостью темы, и влиянием моды[2].
Расшатывание основ крестьянского мировосприятия сопровождалось переосмыслением сложившихся стереотипов, обычаев, верований. К В. И. Ленину, наделяемому почти сверхъестественными способностями, стали обращаться во время гаданий с просьбой «показаться и открыть будущее» (мурм.). Крестьянка Смоленской области рассказывала, что перед началом Отечественной войны наблюдала пророческое видение на небе: «Открылось все… И явились Хрущев, Маленков… и кто-то третий»; «Перед самым концом войны раскрылось небо, и появился портрет Сталина на востоке. И война кончилась» (мурм.).
Видоизменив «высокий» строй народного миросозерцания, власти так и не искоренили «низший уровень» верований. Одно из многочисленных свидетельств этому находим в дневниках О. Ф. Берггольц. Она была поражена обилием суеверий в послевоенной деревне и так описывает реакцию местного парторга на самоубийство женщины: «„А что удавилась – в худой след попала!“ В худой след верят здесь твердо» 〈Берггольц, 1991〉. Вера в «худой след» сохранилась на севере и северо-западе России почти повсеместно вплоть до первого десятилетия нынешнего века.
И все же тема «русских суеверий» столь же курьезна и занимательна, сколь и серьезна. Верования крестьян запечатлены в емких и выразительных названиях, образах, сюжетах – это плод напряженных размышлений, творческой фантазии, безупречного, отточенного веками владения словом. Не будучи канонически православным, миросозерцание тружеников и творцов русской деревни глубоко нравственно.
