10 апреля 1912 года. Юго-Восточная Англия
Поезд достиг Саутхэмптона в десять тридцать, опоздав на четыре минуты.
Город оказался ровно таким же, каким представлялся по картинкам и фото, и тем даже несколько разочаровал Ростовцева.
Аккуратные маленькие красно-кирпичные дома под красной же тронутой мохом черепицей, водосточные трубы и булыжник мостовых. Ухоженные крошечные садики и прекрасные английские газоны, своим качеством обязанные тому, что траву на них подстригают уже многие поколения обывателей. Прохожие на улицах – докеры, матросы, женщины в дешевых кричащих одеждах – и запах соли и йода, приносимый ветром с моря. Почему-то на этих улицах чужого города Ростовцев ощутил прилив сил, хотя дорога таки изрядно вымотала его. Он ведь без малого пять дней в пути.
Двое суток в комфортабельном купе берлинского экспресса, затем Париж.
В этой «столице Европы» он, впрочем, не задержался – лишь в вокзальном магазине купил разные дорожные мелочи да поменял рубли на фунты. Потом прокатился в подземке по маршруту «Де Венсен» – «Порт Майо» в забавном поезде из трех деревянных вагончиков на резиновых шинах, которые катились по специальным дорожкам, сделанным из бетона. Стоило это удовольствие всего пятнадцать сантимов – по курсу меньше гривенника.
По выходе из парижской «подземки» – пересадка уже на обычный поезд, идущий в Гавр, потом качка на маленьком голландском пароходике до Дувра – все по заранее купленным через контору искусника-Кука билетам.
Затем шумный и громадный Лондон. Юрий не упустил случая воспользоваться и тамошним метрополитеном – как-никак по-прежнему чудо прогресса (хотя уже полвека в следующем году исполнится!), о чем быстро пожалел.
Поездка через подземный лабиринт, лежавший «глубже, чем могилы», как говорил какой-то писатель, то на пыхтящем и дымящем паровозе, то на воющем и сыплющем синими искрами высоковольтном электрическом локомотиве изрядно вымотала, а заполнявший тоннели пахнущий серой угольный дымок вяз в зубах, словно бы он жевал спички.
Станция Бейкер-стрит, станция Уиллесден-Грин, станция Айлесбери-Таун и Уэрни-Джанкшен… Переходя с линии на линию то подземными тоннелями, освещенными газом, то по улицам, он затратил вместо двадцати минут, как в кебе (если верить путеводителю от все того же Кука), час с лишним и стал беднее на полфунта.
Если питерское метро, о котором все чаще поговаривают в столице, будет таким, ну его ко всем святым такую затею!
На Паддингтонском вокзале (начиналось утро, и в бледно-молочном лондонском тумане неясно рисовались силуэты прохожих и зданий) он сел в забавный трехосный вагон саутхэмтонского поезда Восточно-Английской железной дороги. Тот, признаться, удивил Ростовцева отсутствием коридоров и купе с дверями на перрон. И была трехчасовая поездка в обществе молчаливого датчанина и болтливой англичанки, миссис Гордии, из захолустного городка в Нортумберленде – какого-то Квортерширра. Дорожный досуг она посвятила перемыванию косточек земляков.
Рассказ ее создавал впечатление, что Квортерширр с его пятью тысячами жителей по части грехов и распутства заметно превзошел Содом и Гоморру. Выслушав повесть об обитателях сего града греха – от директора банка мистера Гарри Уэста, транжирящего сбережения клиентов на любовницу, артистку из бристольского кабаре, до портнихи Мэгги Уайт, родившей двух детей от родного дяди, приходского священника, и судьи сэра Робинсона – «содомита, каких поискать», можно было лишь удивляться, почему на Квортерширр еще не обрушился с небес дождь из огня и кипящей смолы.
Впрочем, за два с лишним часа пути список городских непристойностей в изложении почтенной вдовицы делался откровенно-скучным. И если поначалу сплетница даже развлекала Ростовцева, то под конец стала откровенно занудной.
Чтобы отвлечься, Ростовцев принялся смотреть в окно. Короткие вагоны катились вперед, побрякивая на стыках чугунных рельс. В широких окнах купе мелькали опрятные фермы, особняки, затем они уступили вересковым пустошам и дубовым и тисовым рощам.
Стоял пасмурный весенний день, в разрывы облаков выглядывало бледно-голубое небо.
«Красивая все же страна, – рассеянно подумал вдруг Юрий. – А еще удачливая – враг не ступал на ее землю восемь веков уже».
А потом на горизонте вдруг возникла серо-синяя полоска моря и замелькали дома и пакгаузы Саутхэмптона.
Сверяясь с картой путеводителя, Ростовцев прошел пару кварталов и, наконец, увидел цель своего путешествия – «Титаник», чей силуэт закрывал небо над очертаниями остроконечных крыш. По мере того как Юрий приближался к исполинскому кораблю, он явственно различал четыре огромные трубы, высокие радиомачты, вокруг которых кружились чайки, ярусы палуб и блеск огромных иллюминаторов.
И вот Юрий Викторович Ростовцев – тридцати двух лет, житель города Санкт-Петербурга и стряпчий по уголовным и гражданским делам – ступил на причал Саутхэмптона. И невольно замер. Он, конечно, представлял себе по описаниям и фототипиям корабль, на котором предстоит плыть. Но все равно еле сдержал восхищенный возглас. При взгляде на «Титаник» у него перехватывало дыхание. Это был чудо-гигант.
Высокие палубные надстройки «Титаника» возносились подобно утесам, а над ними вздымались темно-желтые трубы: на фоне низких облаков они напоминали колонны огромного храма. Высотой почти в десять этажей и размером в целый квартал судно буквально подавляло сознание. Рядом с ним маленькой лоханкой показался бы любой из виденных им судов – не только волжские пароходы и паромы, ходившие в Стокгольм из Гельсингфорса, но и броненосцы русского флота! Все прочие суда, стоявшие в гавани, казались рядом с ним игрушечными. Матросы, сновавшие по нижней палубе, выглядели такими маленьким по сравнению с колоссальным пароходом, что Ростовцеву пришло не очень-то почтенное сравнение – с блохами, скачущими по шкуре слона или скорее уж какого-то древнего левиафана. А тысячная толпа, заполнявшая пирс, выглядела рядом с «Титаником», как мыши, суетящиеся возле исполинского торта.
На пирсе собрались конные повозки, легковые авто и грузовики, которые медленно двигались сквозь плотную толпу, дудя в клаксоны. Люди со слезами прощания на глазах обнимались, махали руками, перекрикивая портовый гам, орали пожелания доброго пути друзьям и родственникам, что уже перебрались на палубы великана. Длинношеий, как журавль, подъемный кран не спеша опускал в широко распахнутый палубный люк размером с ворота замка связку мороженных мясных туш.
