Море поет вечернюю песню. Голос волны становится все более доверительным и трепетным, его тембр – нежным. Красное солнце почти растворилось в воздухе, спрятав свои летние лучи в туманной пленке неба, и затихло, отдыхая от дневной работы. Покрикивают чайки, ищущие корм в волнистой зыби светло-стального цвета, нехотя отдает дневной жар каменистая галька… Но вот багрово-алый диск, окрашивая все в затухающий розовый цвет, медленно, но неотвратимо погружается в море. Лента, сотканная на воде из лучиков красного космического цветка, сужается и блекнет, укорачиваясь и испаряясь. Небо теряет вишневую окраску и приобретает бежевый оттенок… Вот светило наполовину опустилось за горизонт, слева и справа свод посерел, будто горюя от расставания, стал призрачным и начал темнеть. Лишь в вышине, над золотистым венчиком уходящей звезды горит заря, но и она свернет свой вечерний шлейф, когда прощальный кусочек солнца, захлебнувшись в морской волне, погаснет…
Я сижу на еще теплом пляже и думаю о времени… Время – настоящая тайна, чудо из чудес! Оно то сжимается кольцами, то устремляется в вечность. Оно способно разбить твою жизнь на несколько жизней, или наоборот, все свести к одной бесценной вожделенной минуте. Оно не знает меры в любви и в заточении, оно вольно в одну секунду решить чью-то судьбу… Я боюсь его, я восхищаюсь им, я мучительно ищу ответ на вопрос: что такое время? Почему оно так неожиданно наносит свой удар, почему так коварно стучится в память по ночам? Я не способен его понять. Невозможно постичь его тайные ходы и расплести лабиринты внутренних сцеплений. Все чувствую – и не могу осознать, все вижу – но не в силах освободиться от этих видений… Кто мне поможет познать великую тайну страшного, безмерного и бессмертного времени?
Только Бог…
Мои родители познакомились в Великом Устюге, на катке, в двух шагах от которого до сих пор стоит здание, где услышали мой первый крик. Мама, Евгения Степановна, была студенткой педучилища, а папа, Василий Егорович Суханов, – курсантом речного училища.
Появился я на свет в 1961 году. Назвали Юрой – в честь Гагарина.
Роды были тяжелейшими, маму парализовало, а потом обнаружили еще и туберкулез. Врачи сказали, что ей не жить, но моя бабушка выходила дочь куриным бульоном. Больше детей у мамы не было.
Папа ходил франтом, речником, даже одно время капитаном, так что летом мы жили на корабле, а зимой – где придется. Поначалу в Кузино, – на противоположном берегу от Великого Устюга.
Помню себя с четырех лет. Поездку к бабушке на санях, – их папа перевернул в подпитии; мотоцикл, на котором нас с двоюродной сестрой сфотографировали; помню в деталях мой ужас в кинотеатре, когда смотрел сказку «Морозко» (испугался медвежьей головы).
В 1965-66 годах и летом 1967-го мы жили на Волге, в Тольятти, где мама крестилась сама и крестила меня. Папа протестовал, но без успеха. Крещение врезалось в память особенно ярко.
Произошло мое второе рождение в Старом городе, – районе Тольятти, который раньше назывался Ставрополь-на-Волге, в церкви Казанской иконы Божией Матери. Незадолго до крещения я, шестилетний мальчик, посмотрел в кинотеатре фильм о средневековой инквизиции, поэтому в храм идти не хотел. Я всячески сопротивлялся и брыкался, а возле самой церкви устроил истерику и даже стал бросать камнями в толстого попа, которому прихожане принесли в дар несколько осетровых рыб, вяло шевеливших хвостами в какой-то объемной посудине. К моему удивлению, священник не обиделся, а потом, в храме, крестил меня и даже дал выпить с ложечки «сладкой водички». Внутри там все сияло, и было так красиво, хорошо и радостно, что я совсем успокоился. Пластмассовый крестик на веревочке храню до сих пор.
Самые счастливые страницы детства связаны с Волгой. Мы прошли ее несколько раз от Ярославля до Астрахани и обратно. Папа был помощником капитана, мама – матросом, а я развлекал команду. Стоял за штурвалом (чуть не сели на мель), ловил рыбу, учился плавать, клянчил у речников пиво, пожирал настоящие астраханские арбузы по 4 копейки за килограмм, – в общем, жил в свое удовольствие. Все бы ничего, да надо было готовиться к школе. Алфавит заставил зубрить папа. Не на того напал! Отец выходил из себя, доставал ремень. Наконец, нашелся: дал мне бинокль, и я произносил по слогам названия проходящих мимо пароходов.
