Начавшаяся в июне 1941 года война с Россией привела к заметной активности театральной и кинематографической жизни нацистской Германии. На сценах актеры разыгрывали лучшие спектакли немецких классиков, реже зарубежных, ставили мелодрамы, на киностудиях снимались сентиментальные фильмы о любви нежных фрейлейн к фронтовым героям, к ним добавлялись веселые музыкальные комедии. Появились фильмы на исторические темы, в которых воинственные курфюрсты, кайзеры и короли захватывали близлежащие земли. Народ жаждал новых сценических и экранных иллюзий, становился в очередь к кассам, веселился и пил пиво.
Война? Это где-то там, далеко на востоке. Мы уже завоевали всю Европу, взяли Париж. Наш фюрер знает, что делает. Нам нужна теперь нефть и пшеница. И дармовая рабочая сила. И жизненное пространство. Газеты и радио сообщали о мощном безостановочном наступлении на восток моторизованных немецких частей, разрушавших все и вся на своем пути. Еженедельное немецкое кинообозрение «Die deutsche Wochenschau» показывало разбомбленные русские города, горящие деревни, десятки тысяч русских оборванных пленных, которых, как скот, гнали на запад. Падение большевистской России было предопределено – Москву рассматривали в бинокль. Йозеф Геббельс, министр пропаганды, обещал, что Йозефу Сталину, вождю большевистской России, они устроят «торжественный» парад. И язвительно добавлял, что осенью 1941 года солдаты вермахта пройдут победным маршем по Красной площади, на брусчатке которой в установленных железных клетках будут сидеть поверженные русские вожди Сталин, Молотов, Ворошилов…
Однако с начала зимы прославленная немецкая армия неожиданно застряла в снегах под Москвой и впервые понесла ощутимые потери. Десятки тысяч замерзших, разбитая техника. И боевые действия на Восточном фронте приняли затяжной характер. От Москвы немецких солдат отбросили на десятки километров. Вермахту срочно потребовалось новое пополнение. Мобилизация коснулась также деятелей культуры. Тех, кто отказывался от отправки на Восточный фронт, ожидало суровое наказание. В народе шепотом говорили, что в некоторых тюрьмах заработала гильотина. Головы отрубали врагам рейха. По радио по-прежнему сообщали о новых победах, однако возвращавшиеся с фронта раненые, обмороженные, инвалиды говорили уже о другом. Оказывается, провозглашенный фюрером «Blitzkrieg» (блицкриг) кончился, мои дамы и господа. Москву не взяли, конца войны не видно, и чем она закончится – неизвестно.
Профессиональному драматическому актеру городского театра во Франкфурте-на-Одере, двадцатипятилетнему Эриху фон Риделю, почти во всех спектаклях предоставляли, как правило, ведущие роли. Эрих был еще музыкантом, прекрасно играл на рояле. Когда он выходил на сцену, им нельзя было не залюбоваться – образцовый ариец, высокий блондин с голубыми глазами, с аккуратно вытянутым затылком, с очаровательной улыбкой. Девушки кидали к его ногам цветы. От призыва в армию еще в 1939 году фон Риделю предоставили отсрочку. Театр сумел отстоять своего талантливого исполнителя. Но Эрих чувствовал, что изменившаяся с 1942 года ситуация на Восточном фронте могла изменить также его статус. Чутье подсказывало, что вторую отсрочку ему едва ли дадут. Некоторых знакомых актеров в Берлине мобилизовали. Театр во второй раз за него не вступится. Но, может быть, пронесет, и война скоро кончится?
Публика ждала его выступлений. Едва появлялись афиши с изображением актера фон Риделя, как в кассы выстраивались очереди. Бюджет театра пополнялся. По приглашению разных антрепренеров Эрих успешно играл на сценах театров Берлина, Дрездена, Дюссельдорфа. Активно снимался в кино. Кинокомедия «Сельский учитель» принесла ему широкую известность. Ему нет замены! Нет-нет, на фронт его не заберут. Он не годился для военных действий. Он актер, музыкант, он нужен публике. Геббельс говорил о высоком предназначении нового немецкого искусства, национальные идеи которого должны воплощать молодые люди на своих рабочих местах. Рабочее место Эриха – театральная сцена и киносъемочная площадка. У него впереди новые творческие планы, ему уготована другая судьба…
В конце лета 1942 года профессор Эмиль Ламмер, режиссер и педагог франкфуртского городского театра, предложил репертуарному совету назначить Эриха фон Риделя помощником режиссера, чтобы он поучаствовал в постановке «Гамлета», трагедии разочарования, коварства и мести. Это самая длинная пьеса Шекспира, говорил профессор. В ней почти тридцать тысяч слов. Пора, пора Эриху проявить большую творческую самостоятельность. Слава богу, никаких претензий к английскому драматургу у Немецкой государственной театральной палаты в Берлине не нашлось. Репертуарный совет согласился, и Эрих получил дополнительную нагрузку. Это был шанс избавиться от пугающих назойливых мыслей о мобилизации.
Профессор показал своему подопечному тайное тайных – книгу «Режиссерский план спектакля». В нем излагались сценография, актерские мизансцены, вся драматургия, все мелочи, вплоть до освещения. По этой режиссерской книге были распределены роли. Главную, Гамлета, предложили опытному актеру, поклоннику лошадей и фехтования Максу Зиберту. Короля Клавдия должен был сыграть любитель пива, «пивная бочка» Йозеф Хуберт, а вот Горация, друга Гамлета, хитрого мудреца, профессор оставил для Эриха Риделя.
Три недели ежедневных репетиций, три недели разговоров о воплощении замысла режиссера, о проникновенной игре и передаче драматизма ситуаций. Время летело незаметно. На четверг назначили последний прогон, следом генеральная репетиция и в воскресенье – премьера. Декорации первого действия рабочие уже установили на сцене.
Уверовав, что все идет как по маслу и теперь можно расслабиться, активная троица: король Клавдий, он же Йозеф, вместе с Гамлетом-Максом и Горацио-Эрихом, (мстительный Лаэрт отказался от «пивного заседания») в среду, после очередной репетиции отправились выпить за предстоящий успех в местной пивной-кнайпе «У Матильды». Сели там за дальний столик и прилично нагрузились. Поиграли в карты, снова выпили и не заметили, как наступил полицейский час. Стрелки перевалили за полночь. Что делать? Продолжать пить! Хозяйка Матильда не возражала, актеры были ее постоянными клиентами, платили исправно. Она давно опустила жалюзи, за ними черные шторы, в зале горели свечи. На стенах висели фотографии с подписями ведущих актеров театра. Уютно тикали ходики. И снова потекло пенистое пиво, наполнялись рюмки немецким корном, произносились речи.
