Природные пейзажи за окном вагона пассажирского поезда все время менялись и мне очень нравились. После Ростова-на-Дону как-то незаметно пропали чинары, тополя и пышные южные лиственницы, уступив место березам, весело белеющим тонкими стволами среди кустов, высоких елей и лип. Изменились и поля. Они стали большими, зелеными и влажными. Вчерашний школьник, я впервые выехал за пределы родного южного города, решив поступить на учебу в столичный престижный вуз. Плацкартный вагон был полон пассажиров. Пахло любительской колбасой, вареными яйцами. Из тамбура доносился табачный дым, там все время курили. Пиво с попутчиками я не пил, читая свои конспекты по истории и литературе, и поэтому очень обрадовался, когда на смену шумной компании, вышедшей в Воронеже, в мое открытое полукупе вошел пожилой инвалид с костылем и небольшой сумкой-саквояжем в руке. Тяжело дыша, он сел напротив и несколько минут, закрыв глаза, отдыхал от посадки в вагон. Я быстро сходил к проводнику за чаем, мы познакомились и разговорились. Петр Иваныч одобрил мое желание учиться, пожелал мне поступить и рассказал о себе. Бывший инженер, получивший инвалидность на заводе, не согласился с размером пенсии и ехал в министерство, в Москву.
– Мне в облсобесе так и сказали, чтобы ехал сам в столицу. Поднимут пенсию, они имеют право. Вот и еду! – Он поставил стакан с тяжелым железнодорожным подстаканником на столик и сокрушенно добавил: – Раньше я здоровый был, зимой в реке купаться мог. Думал, мне сносу не будет. А как заменил ногу протезом – все болезни на меня посыпались. Давление, сердце и еще черт знает что.
Классическая литература, которую я любил, учила доброте и гуманизму, а Джек Лондон и О. Генри – стойкости и оптимизму. Помнится, я сказал, что все равно здорово, что он выжил, борется за жизнь, и все будет хорошо!
Он улыбнулся, начал рассказывать о своей дружной семье, о помощи, которую получил в те прошедшие тяжкие дни.
– Вот видите! – радостно поддержал я мужчину, по возрасту подходившего мне в отцы.
Мимо все время проходили люди из других вагонов. Служащие из вагона-ресторана провозили на тележках воду, шоколадки, печенье и предлагали горячие обеды. Мы с Петром Ивановичем разгадали и заполнили сложный кроссворд из журнала «Работница» и обсудили последний космический полет.
Он сел в Рязани. Молодой мужчина с загорелым лицом и сильными жилистыми руками. Вещей у него не было.
– Серега! – представился попутчик, подавая руку для знакомства мне и инвалиду. Мы по очереди пожали сильную рабочую ладонь. – С лесозаготовок еду, с Кирова до Москвы, там у меня родня.
– Хорошо заработали? – вежливо поинтересовался я, поддерживая разговор.
Он устало откинулся спиной к стенке вагона.
– Да куда там! Процентовки все порезали, тариф изменили. Поначалу было платили, а потом бригадиры стали наряды занижать. Сначала была сдельщина, ну и деньги были, а последние месяцы – копейки!
Профессиональные, непонятные слова всегда вызывают уважение у собеседника.
Я смущенно замолчал, но Петр Иванович удивился, он знал производство:
– А что же у вас такая экономическая неразбериха? И почему профсоюз в стороне от труда и заработной платы?
Серега посмотрел на него устало и снисходительно.
– Договорились они с руководством. Производственная необходимость! Я простой работяга – откуда мне все знать?
Он тяжело вздохнул, отмахнулся рукой от тяжелого табачного запаха из открытой двери тамбура и, понизив голос, попросил:
– Ребята, у вас пожрать не найдется? Зарплату я домой отослал. Билет купил. Да вот в последний день загуляли мы. Грешен, каюсь! Простите! С любым это случается!
Он был психолог и видел своих попутчиков – инвалида и молодого парня – насквозь.
У меня оставался кусок курицы, немного белой черешни. Петр Иванович достал из сумки кусок домашнего пирога, малосольный огурчик и куски сахара, завернутые в белую чистую бумагу. Как самый молодой в нашей компании, я быстро принес Сереге стакан горячего чая. Он улыбался, раскладывая пищу на столе.
– Повезло мне, с хорошими людьми еду! На хороших людях и мир стоит!
Больше всего меня удивляла его быстрая реакция на все и выражение глаз. Эти глаза видели все сразу! За окном поля сменялись небольшими полянами и деревушками, пустынными в разгар светлого рабочего дня. Тихая, кроткая природа Рязанской области как будто сливалась с небольшими, скромными домиками, аккуратными палисадниками и неяркими голубыми и желтыми цветами.
– Скромно люди живут, небогато, – задумчиво сказал Петр Иванович, рассматривая улицу очередного села за окном поезда, – у нас, в Воронеже, получше!
– А потому что лохи! Соображалка у них не работает! – уловив мой удивленный взгляд, ответил Серега.
Мы промолчали. Поезд прибавил скорость, картины за окном стали проплывать быстрее.
– В Москве знакомые есть? – спросил меня Серега.
Я честно ответил, что нет. Буду поступать учиться, а жить – жить можно у кого-нибудь на квартире. Молодой мужчина засомневался, покачал головой.
– Квартиру надо снимать около вокзала: подешевле и метро рядом. Эх, молодежь! Все вас учить надо! Ничего, помогу. Москва, она с виду страшная…
– А сам-то ты где в Москве живешь? – неожиданно спросил его инвалид.
– В Лефортово, – быстро ответил Серега.
Огромный мегаполис постепенно приближался. Дома стали чище, аккуратные дороги шире. Замелькали знаменитые московские дачи, утопающие в зелени и цветах. Вот они остались позади. Окно закрыло одно высотное здание, второе. Их появилось много. Иными стали улицы. С аккуратными цветочными клумбами и зелеными газонами. На автомобильных дорогах были видны круги развилок, белых линий и стрел автодорожных указателей разъездов.
Однако неожиданно могли показаться и старые кирпичные дома, какие-то большие толстые трубы, выходящие из земли и снова уходящие в землю. Мелькнули вагоны метро. И люди, люди, кругом люди! Стоящие на остановках, куда-то спешащие, ждущие проезда автомашин, чтобы большой толпой перейти широкую автомобильную дорогу на зеленый свет светофора. Поезд пошел тише, в окно можно было прочитать названия станций: Перово, Фрезер, Новая.
– До Казанского вокзала нам осталось менее десяти минут, – объявил инвалид, аккуратно доставая сумку из-под полки нижнего места вагона.
Я тоже достал чемодан, убрал в него свою чашку, конспекты и кошелек с деньгами.
Состав мягко и медленно въезжал на Казанский вокзал. Меня сразу удивили его огромные размеры, длинные ряды перронов, но особенно большие синие круглые часы со знаками зодиака, висевшие перед входом в здание.
Мы втроем дошли до больших деревянных дверей, и Петр Иванович стал прощаться со мной и Серегой.
– Зайду в медпункт вокзала. Плохо мне, мутит голову. Укол сделают, давление померяют, а потом к сестре поеду.
