Еще один холодец. Неизвестно точно, сколько полегло свиней и работников пищевой промышленности, чтобы люди сотворили это нечто, не способное держать свою форму. Три холодца ввиде звездочек, один круглый, то, что вынесли сейчас, напоминает по форме свинью, какой ее рисует ребенок. Помимо холодца на столах стоят разные салаты, пахнущие майонезом, склизкие закуски, шашлык с жиром и жилками, пирожки с луком и грибами и несколько банок с борщом. Казалось, что столы не меняются в своем наполнении, так как на смену пустому блюду приносят новую еду, подаренную гостями. Света меланхолично наблюдала за тем, как мужчина в фартуке ищет место для блюда, она старательно игнорировала позывы организма сесть уже и поесть куриный салат.
Она хотела стать совершенно незаметной, слившись со стеной залы, вжавшись в нее спиной. Прижимая вот так спину, она уменьшала ее объем и освобождала в платье место для своего тела. Платье, уже итак неудобное, как оказалось, идет из магазина вместе с этикеткой, которую неплохо было бы все же снять в туалете. Самой Свете не было особо дела до кусочка бумаги с китайскими иероглифами, но каждая женщина на этом семейном сборище будет считать своим долгом сказать про этикетку или попытаться ее аккуратно выдрать. Как будто одной матери в жизни мало.
Русский человек – существо социальное, такова природа. Оно хранит многовековую мудрость предков, а также дни рождения и смерти всех своих родственников. Еще оно любит долгие и томительные разговоры по телефону с разного рода женами теть дядь, подогревает эти разговоры, без явного желания закончить, а по окунание их выдыхает всего себя, проклиная собеседника. На главное – каждый русский человек считает себя и только себя настоящим русским человеком. Большое семейство Козловых-Олейниных-Змученко-… достаточно большое, чтобы каждые полгода собираться в одном помещении и участвовать в славянской вакханалии. Они славили бога сплетен и еды, вздирали носы и с упоением вспоминали про Пушкина, Гагарина, Менделеева… Как бы причастные ко всему великому по крови, насмехались и выискивали друг у друга нерусские корни, жалели чьего-то мужа-якута, как будто даже искренне, не подозревая, что он тоже русский. Великий род, уходящий корнями к не менее великим русичам с Арктики, неохотно вплетал в себя леской новых людей.
Неизвестно, кто первый придумал, что терпеть родственников можно не так часто и всех сразу, но, будь он все же известен, стал бы ликом на семейном гербе. Каждые полгода эти бухгалтеры, учителя, безработные и врачи, в повседневной жизни люди спокойные, часто, не вызывающие сомнения в своей адекватности, приезжают сюда со всей страны и привозят с собой соленья и заготовки. Они еле сдерживаются, надо столько всего рассказать. Ведь все это время они копили внутри все услышанные новости западного мира, теории заговора, анекдоты и семейные неурядицы. Все, что булькает внутри, нужно уметь удержать и растянуть на весь вечер, это действительно непросто. Не обойдется без всем надоевших историй, которые необходимо выслушать снова, кивая, с выражением глубочайшего понимания.
С начала семейного сбора прошел час, осталось еще четыре. Света вышла из уборной и окинула взглядом зал, столько оживленных лиц, говорящих друг с другом, смеющихся, они выглядят как живые люди. На мгновение девушку накрыла волна отеческой нежности, может этот сбор не будет таким, как прошлый.
– Ну, Светлана, на кого ты учишься? -, пока что безымянный родственник вынырнул из-за угла, придерживая себя бутылкой пива, – Выросла ты, конечно, да… Или нет… Нет, Ты не выросла…
– Здравствуйте, учусь на экологии. -, она знала название своей профессии, но не хотела склонять его в женском роде, чтобы не будоражить ничьи умы самыми радикальными появлениями феминизма.
