Вовка гладил щуплое тельце щенка.
Дрожащей рукой он медленно проводил по белой спинке, вытягивал губы в слюнявую трубочку и пьяненько ласково пришептывал:
– Ну-ну-ну, чщ-чщ-чщ. Не бойся. Я тебя не обижу.
Щенок лежал у Вовки на ногах, вытянувшись в теплой ложбинке.
Каждый раз, когда заскорузлая ладонь ложилась кутенку на голову, он вздрагивал и старался поджать задние лапки к розовому брюшку. Однако мягкое движение успокаивало, и щенок все больше доверялся незнакомцу, от которого пахло мусором и отходами.
Человек и собака, научившиеся бояться и жить без любви, еще не смели поверить, что встретили друга.
Но от заботливых Вовкиных касаний, в эти утренние часы, на крыльце у закрытого магазина, два сердца согревались и пропитывались нежностью друг к другу.
– Эй, кто это у тебя там?! – вдруг услышал Вовка, и попытался быстро прикрыть щенка полой замусоленной кофты.
– Ну-ка, дай сюда!
Сильная рука бесцеремонно нырнула под одежду, и вырвала испуганного собаченка из теплого чрева вовкиной хламиды.
Щенок пронзительно завизжал и завертелся, стараясь вырваться, а Вовка подскочил и протянул руки к обидчику за собакой:
– Отдай, не мучь собачку!
Витька крепко сжимал в руке маленькое тельце, и чувствовал под пальцами хрупкость подвижных косточек и трепетание сердца.
Руку со щенком он держал высоко над головой, а второй отпихивался от пьяницы:
– Да отвали ты, пьянь. Это же не твой щенок.
– Мой! Это я его нашел. Он мой!
– Где ты его нашел?
– На остановке, в коробке. Я его нашел. Он мой. Отдай.
Вовка тянул руки к щенку, и изо всех сил старался не заплакать.
– Вовка, а сколько тебе лет? – спросил один из троих подростков, стоящих рядом.
– Шестьдесят осенью будет, – сказал Вовка, и все же не удержался и всхлипнул.
– Ну вот, видишь, тебе шестьдесят скоро будет, а ты плачешь как маленький. Такому, как ты, нельзя доверять детей. Даже собачьих. Да? – спросил Витька, глядя уже в морду щенку.
Тот скулил и бился в его руке, и Витьку это начинало уже раздражать.
Сначала он хотел кинуть кутенка обратно пьянице, но увидев, что на него смотрят дружки, с силой оттолкнул Вовку.
– Пошли. – коротко кинул он своим, поднял руку с пищащим щенком, и нараспев прокричал, – Несет меня лиса за темные леса!
И компания, хохоча, направилась в сторону леса.
Вовка, упав от сильного толчка, даже не пытался встать. Он сидел в пыли, и плакал, закрыв лицо грязными руками.
***
Витька быстро зашагал в лес, увлекая компанию за собой.
Он специально шел размашисто, так, чтобы дружки еле поспевали за ним, все чаще переходя с быстрого шага на бег.
Они догоняли его, пытались подстроиться под шаг, но скоро отставали и снова припускали трусцой.
Витька верховодил их небольшой компанией с весны прошлого года.
Тогда новый этап взросления Витьки, росшего без отца, вылился в острое желание руководить кем-нибудь. Подросток хотел признания, уважения, восхищения.
Но двойки в журнале, неприязненное отношение учителей к нерадивому ученику, безразличие одноклассников и вечно работающей матери, не давали Витьке шансов получить желаемое.
Чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, до этого тихий и незаметный, мальчик начал курить, выпивать, хамить и прогуливать уроки. И это возымело успех.
Учителя выучили его фамилию, мать начала с ним разговаривать, ну и что, что ругательно.
Но самое главное – он обрел свою стаю, в которой стал вожаком.
К нему прибились Шнырь, Лёка и Бока. Младше его, они нуждались в примере для подражания, покровителе и обществе таких же, как они.
И Витька стал для них героем.
Потом, познакомившись поближе, Витька узнал, кто оказался в его свите.
Шнырь – Генка Уваров, который получил свое прозвище за юркую вездепролазность, особенно в чужих карманах и кошельках, оказался садистом.
С малолетства Генку до полусмерти бил за любую провинность, а чаще просто так, вечно пьяный отец. Мать же ни разу не заступилась за сына. Наоборот, когда муж впадал в пьяную ярость, она бросала сына ему на растерзание, а сама пряталась и в укрытии ждала окончания бури. Потом, когда муж успокаивался или засыпал, она возвращалась. Как ни в чем не бывало мать журила сына за разбросанные вещи и принималась, напевая, наводить порядок, не обращая внимания на Генкины слезы, синяки и ссадины.
И Генка озлился. На отца, на мать и на весь белый свет.
Не смея противостоять отцу, ни во что не ставя мать, он получал извращенное удовольствие, мучая животных и измываясь над малышней.
Шнырь рос, и желание власти росло вместе с ним.
И этим летом Витька впервые почувствовал сопротивление Шныря его воле.
Братья Лёка и Бока – Ленька и Борька Стецовы, хоть и признавали Витьку за старшего, но только тогда, когда им было это выгодно.
Старший из братьев, Лёка – шумный, дерзкий, жестокий, безудержный в гневе, школьную программу не тянул. Младший, Бока, сообразительный, хитрый и хладнокровный, учился хорошо, но, как и старшего брата, его в школе не любили.
К Лёке Бока относился снисходительно. Сам любил подразнить брата, доводя того до бешенства, но другим в обиду не давал. Лёка же брата боготворил и слушался его беспрекословно.
На втором месте после брата у Лёки стоял Витька, но брошенное недавно братом в сторону Витьки слово «мягкотелый» сильно пошатнуло позицию последнего в Лёкиных глазах.
***
Подростки дошли до укромного уголка леса, где они любили собираться подальше от чужих глаз.
Здесь они когда-то сложили из принесенных кирпичей небольшой колодец для костра, на котором пекли картошку и жарили ворованные сосиски с луком и помидорами. Шутили, смеялись, что-то обсуждали или просто молчали, глядя на шуршащий огонь.
Сейчас на душе у Витьки отчего-то скребли кошки.
Он по-прежнему держал щенка в руке и не знал, что с ним дальше делать.
Как будто подслушав Витькины мысли, Шнырь спросил:
– Что со щенком делать будешь?
– Еще не знаю, – огрызнулся Витька.
– Отдай его мне.
– Чтобы мучил?
– А тебе-то что?
– Да ничего, – сказал Витька равнодушно, но отдавать собаку на растерзание Шнырю не хотел.
До сих пор у него перед глазами стояли два щенка с раздавленными головами, которые Шнырь давил ногами медленно, с упоением слушая смертельный скулеж беспомощных животных.
От воспоминаний Витьку замутило.
– Да что я тебя спрашиваю, – не вытерпел Шнырь и выхватил щенка.
Размахнувшись, Шнырь с силой бросил невесомое тельце в широкий ствол рядом стоящего дерева.
Щенок от удара тявкнул, скатился, осыпая шершавую кору, и остался лежать в траве между мощными корнями.
Шнырь подбежал к дереву, поднял собачонка и протянул остальным:
– Кто следующий?
Шнырь, Лёка и Бока, ухмыляясь, смотрели на Витьку, ожидая его реакции.