Как Савушкин мечтал стать великим и что из этого получилось
Сколько себя помнил, Коля Савушкин всегда хотел стать великим. Ну, не то, чтобы Эйнштейном, или например, Львом Толстым.
К сорока пяти годам он великим не стал, но мысль уже отравила все прожитые годы, отравляла и сейчас.
Теперь он несколько снизил планку и хотел простое – просто оставить после себя что-то заметное, ну, если не всему миру – детские грезы развеялись – ну хотя бы в памяти близкому ему кругу, или в какой-то узкой отрасли специалистов. Ну, просто чтобы самому понимать, что прожил жизнь не зря, не заурядно, и на могильном памятнике ему между годами рождения и смерти не просто стояла черточка.
В детстве, лет с восьми, начиная каждое первое сентября, он давал себе слово стать лучшим в классе, а в неурочное время получить звание чемпиона в институтских соревнованиях, записаться в секцию дзюдо и бить всех хулиганов во дворе, ну и так далее …
Для этого он первого сентября заводил личный дневник, тщательно выбирая в магазине блокнот покрасившее, торжественно записывал на первой странице свое имя и фамилию, но… К концу учебного года для всех так и оставался не раскрытым, в дневнике двойки и тройки, в намеченные кружки он сходил только раз, секция дзюдо неожиданно оказалась далеко и родители в такую даль не пускали, так что дворовые подвиги только снились по ночам.
В старших классах каждый новый год он, то есть первое января он непременно начинал с чистого листа. Буквально клал перед собой чистый лист и писал план на год: выучить два языка, записаться в секцию легкой атлетики, подать работу на математическую олимпиаду, сделать научное открытие, выбрав из интернета одну из перспективных задач, под которыми бьются лучшие умы человечества.
Нужно ли говорить, что и этот чистый лист так и оставался неисписанным.
В институте время от времени опять возникали эти тщетные замашки, потом они заглохли объективно – студенческая жизнь не давала особенно философствовать.
Девушки, мимолетные романы, летние путешествия с друзьями, студенческий театр, ну и прочее увлекательное время провождение давали ощущения новой жизни, ну а великим? Великим еще успеешь, стать потом, когда начнется настоящая профессиональная деятельность!
Деятельность началась.
Николай получил специальность архитектора и стал работать в крупном архитектурном бюро.
Стать великим, ну хотя бы среди профессионалов своего города или региона, и создать архитектурный шедевр, дело святое и вполне реальное.
Душа Николая пела! Вот где его место назначения, вот где он создаст нечто нетленное, на которое будут возить экскурсии, которое станет главным притягательным местом города, как Кельнский собор в невзрачном в целом городе Кельне!
И можно уходить на покой! Ведь главное дело своей жизни он совершил!
Хотя, зачем же на покой?! Он еще молод, к нему потянуться заказы из разных городов, а то и стран!
… Мысли его прервал голос начальника отдела:
– Савушкин! О чем мечтаешь? Где проработка фасада девятиэтажки на Чкалова?
– Иван Петрович, я тут одну концепцию придумал…. Савушкин начал вытаскивать ватман.
Иван Петрович онемел! На ватмане было действительно художественное произведение, так сказать, Рафаэль в архитектуре. Ну, может быть, с легким влиянием Кустодиева.
– Красиво – похвалил Иван Петрович, – Ну, а где девятиэтажка?
– Так вот же! … – Начал, было Савушкин.
Иван Петрович онемел снова. Потом он сел и задумался.
– Коля! – ласково сказал он, – когда я только вышел из института, я тоже хотел стать Микеланджело! Но за двадцать лет работы не случился, ни один заказчик, который бы сказал: « Сделайте мне красиво!» Нет! Заказчик говорил: «Сделайте мне быстро и дешево, главное, Коля, дешево! А это значит – прямая серая стена из силикатного кирпича…, ни одной выкрутасины и покрась их малярной краской, желательно разовой. Потому что розовая дешевле!
Савушкин знал эти дома. Он сам жил в таком, правда, в старом, в хрущевке, доставшейся от бабушки. И весь город был такой – серый, невзрачный.
Николай засунул ватман в стол и долгие годы не вспоминал.
… Встряхнулся он лишь однажды, когда их бюро поручили проработать проект реконструкции центральной части города.
Там еще сохранилось немалое число строений, а вернее, просто старых купеческих улиц, да и просто улиц с ветхими домами, рядом с которыми безобразно высились новостройки.
Бюро гудело, бюро бурлило, даже начальники отделов, как, например, и их Иван Петрович, будто проснулся от скучного долгого сна и вечерами они обсуждали идеи одну за другой.
Создали общую концепцию и для детальной проработки, а также разнообразия, раздали по одной – две улицы каждому.
… Состоялся градостроительный совет. Там было все городское руководство и все, кто имел хоть какое-то отношение к архитектуре.
Кипели страсти, профессионалы, в общем-то, благосклонно оценивали новации, краеведы боролись за сохранение старины, общественность восторгалась и гудела, глядя на этот город будущего.
В конце, слово взял мэр города.
Речь его была, как в известном анекдоте о рассказе старого партизана, который поведал, что «сначала мы выбили немцев из этого леса, потом они нас, потом снова мы, а потом пришел лесник и всех выгнал – и нас и немцев…»
Мэр выразился в том же духе.
– Я бы хотел жить в этом городе, нарисованном вами. Но денег нет. Из всего вами созданного … – Короче, из всего ими созданного в ближайшие двадцать-тридцать лет денег хватит на ремонт крыш, легкую покраску фасадов, и в ряде случаев – укладку плитки.
Ну, почти так.
… И Николай понял, что ничего великого в этом городе из его, в общем-то, творческой профессии не состоится.
Жить оставалось еще долго, но нужно было перестраиваться на обычную жизнь без претензий. Стало скучно.
Да и жизнь Савушкина до этого времени была обычная, и поскольку он мечтал о великом, а оно все не приходило, – то скучная.
К этому времени он успел жениться и через пятнадцать лет довольно не яркой обычной семейной жизни, недавно развелись.
Можно было, конечно, жить семейной жизнью и дальше, но мешала изъевшая его душу мысль, что все, что происходило в его жизни, должно быть феерически ярко, необыкновенно!
Но жена, после первых лет ослепленных влюбленностью, оказалось обыкновенной: Хорошей, но обыкновенной. И секс с ней – обыкновенный. Без вдохновения, что-ли.
– Коля, ты все уже? Ну, я встаю, мне еще постирать надо…
Детей у них не было. Бог не дал. И после участившихся в последние годы ссор и взаимных пререканий, они разошлись.
Квартиру Николай оставил жене, а сам арендовал хрущевку.
Жизнь стала еще посредсвенней.
Длинными одинокими ночами – случайные женщины в постели – не в счет, с ними душевная близость как-то не завязывалась, – Савушкин мучил себя мыслью, что вот сейчас жизнь окончательно проходит, а от него между датой рождения и датой смертью останется только черточка.
